Избранные произведения. II том - [70]

— Вы пьяны?

— По моим стандартам, безусловно. Хотя я в состоянии ходить, разговаривать и с ужасом ожидать завтрашнего дня. Я провёл вечер, пируя с двадцатью пятью безумными южными мореходами и белым медведем на их ладье. Они меня накормили. Вы Теско не видели?

Йяда кивнула в сторону закрытой двери покоев Ингри.

— Он явился с вашими вещами. Думаю, он уснул, дожидаясь вас.

— Неудивительно.

— Что с письмом? Я тревожилась, не попало ли оно не в те руки.

Ох… Так это о письме она беспокоилась, поэтому и дожидалась тут в темноте…

— Благополучно доставлено. — Ингри на мгновение задумался. — Ну, доставлено во всяком случае. Насколько благополучно… Я не рискую гадать, не грозит ли нам опасность со стороны Льюко. Он одевается как храмовый клерк, хотя таковым и не является.

— Вы однажды говорили о том, какого сорта храмовые клерки займутся моим делом… Что вы думаете о нём? Он честен или нет?

— Я… не думаю, что его можно подкупить. Отсюда, однако, не следует, что он окажется на вашей стороне. — Ингри поколебался. — Его коснулся бог.

Йяда склонила голову к плечу.

— Вы сами сейчас выглядите так, словно вас коснулся бог.

Ингри вздрогнул.

— Как вы можете это определить?

Белые пальцы Йяды протянулись в танцующих тенях к его лицу, словно обводя его контуры.

— Я однажды видела, как одного из солдат моего отца после падения тащила лошадь. Он не особенно пострадал, но поднялся совершенно потрясённым. Ваше лицо более сосредоточено и не покрыто кровью и грязью, но выражение глаз такое же. Слегка безумное.

Ингри почти прижался щекой к её руке, но леди Йяда слишком быстро её убрала.

— У меня выдалась очень странная ночь. Что-то случилось в храме. Льюко завтра придёт повидаться с вами, кстати. И со мной тоже. Думаю, я в беде.

— Тогда сядьте и всё мне расскажите. — Йяда потянула Ингри вниз и заставила сесть рядом с собой на ступеньку. Глаза её были огромными и тёмными от новой тревоги.

Ингри, запинаясь, рассказал девушке о происшествии во дворе храма, о встрече с белым медведем и его богом. За время рассказа Йяда дважды охнула и один раз захихикала, а описание Джокола, его ладьи и его стихов выслушала с зачарованным выражением лица.

— Я подумал, — говорил Ингри, — что поведение Фафы — дело рук белого бога, который разгневался на нечестных служителей. Но сейчас, когда я возвращался с Геской, это случилось опять. Колдовской голос… Я не знал, что им обладает мой волк… или я. Пятеро богов, я теперь не могу быть уверен, что не зазеваюсь и такое снова не случится. У меня никогда раньше не было подобной способности.

— Жители болот, — задумчиво сказала Йяда, — утверждают, что их гимны были когда-то колдовскими… Давным-давно.

— Или где-то в дальних краях. — «Лесная колдунья на южном острове…» — То, что происходит с нами, происходит здесь и сейчас, и это смертельно опасно. Хотел бы я знать: известно ли Венселу о колдовской силе? И обладает ли ею он сам? Почему он не воспользовался ею в отношении нас? Кстати, думаю, что он вскрыл и прочёл письмо Халланы, пока мы сидели за ужином. Просвещённый Льюко говорит, что письмо было вскрыто.

Йяда резко выпрямилась и судорожно вздохнула.

— Ох! О чём говорилось в письме?

— Я его не читал, но, как я понял, в нём подробно описаны события в Реддайке. Так что по крайней мере с того момента, когда он снова присоединился к нам за ужином, Венсел знал о заклятии и знал, что я это от него скрыл. Вы не почувствовали перемены в нём, когда он вернулся?

Йяда нахмурила брови.

— Пожалуй, он показался мне более откровенным. Может быть, в надежде на то же самое с вашей стороны?

Ингри пожал плечами.

— Возможно.

— Ингри…

— М-м?

— А вы что-нибудь знаете о знаменосцах?

— Не больше, чем о шаманах. Я читал некоторые дартаканские сообщения о битвах с воинами Древнего Вилда. Дартаканцы не питали пламенной любви к их знаменосцам. Воины, нёсшие в себе духов животных, да и все воины кланов вообще отчаянно защищали свои штандарты. Если знаменосец не желал отступать, воины бились вокруг него — или неё, если Венсел говорит правду — до последнего человека. Поэтому-то солдаты Аудара всегда старались повергнуть знамёна врага на землю как можно скорее. В летописях говорится, что долгом знаменосца, среди прочего, было перерезать горло тем собственным воинам, которые были ранены слишком тяжело, чтобы их можно было унести с поля битвы. Это считалось почётной смертью. Раненый, если он был ещё в силах говорить, должен был благословить знаменосца и поблагодарить его меч.

Йяда поёжилась.

— Об этом я не знала.

Её взгляд на мгновение сделался отсутствующим; Ингри не мог догадаться, какие мысли сейчас занимают девушку. Воспоминание о сновидении в Израненом лесу? Но ведь воины, уже погибшие, едва ли могли бы ожидать столь ужасной услуги от своей знаменосицы…

— Попробуйте узнать, — сказала Йяда, — что известно Венселу, когда будете расспрашивать его про Священное древо.

— М-м… Вот ещё одна встреча, перспектива которой меня не радует. Не думаю, что Венсел будет мной доволен после сегодняшнего представления. Хоть всё это и походило на фарс, я привлёк к себе внимание жрецов. Я боюсь Льюко.

— Почему? Если он друг и наставник Халланы, он не может быть бесчестным человеком.