Избранные письма. Том 2 - [6]

Вл. Немирович-Данченко

236. Л. Н. Андрееву[2]

21 июня 1910 г. Нескучное

21 июня 1910 г.

В деревне Екатериносл. губ.

Многоуважаемый Леонид Николаевич!

Не захочется ли Вам черкнуть мне письмецо? Что Вы делаете? Работаете ли? Над чем? Нет ли у Вас планов на Художественный театр? Даже на этот сезон мы так ни на чем и не остановились после «Гамлета» и «Мизерере»[3]. А то и другое должно пройти в октябре. Гамсун написал новую пьесу, прислал, оказалась слабою[4]. Если бы Вы держали меня в курсе Ваших планов относительно Художественного театра на этот или будущий годы, я был бы Вам очень благодарен.

Я уехал из Москвы 28 мая, живу короткое время в деревне, а потом поеду ремонтироваться на Кавказские воды.

{9} Мой адрес в июне: Кавказ, Мин. воды, Ессентуки, санаторий Азау. А в июле: там же, Кисловодск, до востребования.

Май я отдыхал в Севастополе. И, между прочим, смотрел наконец пресловутую «Анфису»[5]. Смотрел и дивился, почему эта пьеса прошла мимо нас и почему Вы ее так не любите, что даже отказывались дать мне прочесть. Мне пьеса понравилась самым решительным образом, очень! И какая она в бытовом отношении колоритная. И какая сценичная.

Играли ее там плохо. Но Костомаров, вероятно, был лучше, чем и в Москве и Петербурге Баратов. (Он играл у Суворина, начинал у нас.) И Анфиса была недурная, с темпераментом.

По поводу этой пьесы я опять много думал о том, почему сожительство Художественного театра с Вами не дышит полным счастьем. Мне кажется, я понял все. И как во всяком супружестве, так и в этом: если один не может окончательно подчинить себе другого, то оба должны считаться с достоинствами и недостатками друг друга. Есть в Ваших драмах нечто, чего Художественный театр не может выполнить. И потому что не может, и потому что не хочет. От этого «нечто» Вам нельзя отказаться, потому что страшно — может выйти, что откажетесь от лучшей части себя. Но сохранить это нечто и в то же время уловить, что, достойное внимания, мешает Художественному театру отдаться Вам с радостью, Вы могли бы. А Художественный театр в свою очередь должен вникнуть в то, чего он не мог выполнить, и, вникнув, увидеть свой недостаток, а увидев, поторопиться отделаться от него.

Я пишу общими словами, но мысли у меня определенны и конкретны. Только в письме не разовьешь их. Мне кажется, что я хорошо знаю, чего недостает Художественному театру, чтобы охватить Вас ярко, и что в Вас такого, что как бы настораживает Художественный театр против Вас.

Хотелось бы поговорить об этом.

Крепко жму Вашу руку и шлю привет Вашей жене.

Вл. Немирович-Данченко

{10} 237. К. С. Станиславскому[6]

Июнь (после 23‑го) 1910 г. Ялта

Дорогой Константин Сергеевич!

Я рассчитывал на Ваше письмо только в Москве, но мне уже переслали его сюда.

Как досадно, что у Вас так плохо сложился отдых. Да, эти доморощенные курорты ужасны. Побывав только раз в Карлсбаде, я нахожу, что никакой патриотизм не может заставить меня оставлять деньги на Кавказе. Я провел там три недели. Из них не было ни одного дня неудачного в смысле отдыха: даже несмотря на то, что мы десять дней не видали солнца. Так изумительно все приспособлено там для курортной жизни. А если провести там полный курс, то есть четыре недели, то это стоит трех месяцев Кавказа.

Правда, я (в первый раз за 14 лет) ничего не делал. Я не считаю двух-трех часов занятий театром, но это мне нужно было каждый день, как алкоголику две‑три рюмки водки. И компания была «легкая»: Стахович, брат мой Василий Иванович, Потапенко, Григорий Петров и т. д. Был еще петербургский приятель Стаховича Шубин-Поздеев. Стахович его называет старостой кокоток. Можете понять, какое содержание вносил он в общую болтовню — очень удобное для отдыха мозга. Даже со Стаховичем мы говорили много о театре только два‑три раза, когда уж очень лил дождь.

От Вашего настроения и письмо так мрачно. Не розово и я смотрю на сезон, но так как я сильно охвачен желанием выйти из такого сезона сухим, то Ваше мрачное настроение меня не заражает. Что будет дальше, я пока почти не думаю. Сейчас надо только «спасать сезон». И если Вы без комплимента называете меня мудрым, то согласитесь, что в заголовке всех предприниманий надо поставить именно эти два слова: спасать сезон. Отделить большие суммы на убытки и решительно пойти на эти убытки — кого же обрадует такая храбрость? И ради чего? Диви бы ради определенно выяснившихся новых созданий и путей. Ради рискованных, но определенных художественных задач. Но их нет или они не ясны и проблематичны. Кто же согласится жертвовать на это свои небольшие тысячи? {11} Да возьмите даже себя — человека, сравнительно обеспеченного. Охота Вам будет потерять 7, 8, 10 тысяч без ясной художественной цели? Конечно, нет.

С этой точки зрения почти все Ваши соображения легко опровергаются. И им не только нельзя следовать, их даже вредно сообщать нашим пайщикам, потому что они могут привести всех в уныние, ослабить общий дух, который так необходим в критический сезон, и подорвать доверие к нам на будущее время.

И потом во многом Вы не правы даже с точки зрения… — как бы это выразиться?.. — округления художественного капитала нашего театра, приведения его в ясность, установки прочной валюты. У нас есть богатство не только в старых актерах, но и в молодых, еще не получивших определенной ценности. Может быть, этим плохим годом надо воспользоваться именно для того, чтобы поставить их на ноги, чтобы через год труппа способных вести большой репертуар закруглилась и окрепла. Эта интимная, внутренняя задача театра сама по себе представляет художественный смысл и обогащение театра. Согласитесь, что театр сделает больший, хотя и не заметный для внешнего взгляда шаг, если Вы к числу интересных нам актеров решительно и уверенно присоедините Барановскую, Кореневу, Коонен (Дейкарханову, Жданову, Миронову, Попову), Болеславского, Готовцева, Тезавровского (Хохлова, Павлова), чем дадите работу сомнительным Соколовой, Воробьевой, Волгиной, Барову, Шапошникову, Бондыреву и проч. и проч. Давать работу этим надо для того, чтобы сохранить в театре хорошую «толпу» и поддерживать веру в тех, кто из года в год составляет новый приток. Марджанов согласился заниматься с ними два раза в неделю, это их совершенно удовлетворяет, и пусть он занимается с ними как хочет. На них мы можем потратить времени столько, сколько надо, чтоб два раза в году посмотреть их и сделать общие замечания.