Избранные киносценарии, 1949–1950 гг. - [12]

— …Разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны победить немецких захватчиков?

Вопрос, неожиданно донесшийся с земли, застает летчика как бы врасплох.

— А кто сомневается, — спрашивает он, точно вопрос обращен лично к нему. — Побьем, факт! — Глаза его уже ищут противника, и он ложится в крутом вираже, выходя в атаку.

— Николай, Сталина слышишь? — кричит он, и голос четко отзывается:

— Слышу!

А с земли доносится к ним:

— Сынки, Сталина слышите? Ну-ка, вместе с ним дайте фрицам!

В воздухе перекличка голосов.

По Красной площади проезжают стройными рядами автомашины. Проходят танки.

Подмосковные окопы.

Выезжают с Красной площади «катюши».

Линия траншей. Строчит из пулемета солдат. Идет бой.

— …Не так страшен чорт, как его малюют! — слышат в окопах, и огромный, сильный солдат поднимается во весь рост. Это Иванов.

— А ну, браточки, — оборачивается он к своим, — не так страшен чорт, слышали?

Рядом с Ивановым Зайченко.

Над крылечком полуразрушенной деревенской избы репродуктор, покалеченный пулями. Он раскачивается на ветру, он едва держится, но голос из него льется спокойно:

— …Кто может отрицать, что наша Красная Армия не раз обращала в паническое бегство хваленые немецкие войска?..

В одной из комнат рейхсканцелярии, видимо, приемной Гитлера, несколько военных — тут же Геринг — стоят у радиоприемника и слушают речь Сталина. Кто-то шопотом переводит ее на немецкий язык.

Внезапно рука Геринга заглушает передачу.

Из открытых дверей комнаты виден роскошный зал, где собрались послы союзных Германии держав, папский нунций в кардинальской одежде, военные в парадной форме, корреспонденты. Здесь же приготовлен обильный завтрак.

В момент, когда заглушили радио, Гитлер, высоко задрав голову, вбегает в зал, где, видимо, его ждали.

Испанский генерал, щелкнув шпорами, склоняется в почтительном поклоне:

— Испания приветствует вас, мой фюрер! — говорит он.

Подходит турок, тоже военный:

— Президент господин Исмет Иненю поручил передать вам его искреннее восхищение победами вашего оружия!

Японский военный:

— Сегодня Япония празднует вашу победу, мой фюрер.

Кардинал обращается с приветствием к Гитлеру:

— Святой престол передает свое благословение немецким героям Москвы… — Гитлер самодовольно отвечает коротким кивком головы. Кардинал продолжает: — Святой престол давно связал свою судьбу с вашей, дорогой фюрер!

Судя по лицу кардинала, он затеял длинную речь, но Гитлер, не любящий никого слушать, кроме самого себя, перебивает:

— Дорогой Арсениго, я жду папской энциклики против большевизма. Вообще, я с большим удовольствием приветствовал бы на престоле святого Петра именно вас. Вы истинный наци, Арсениго. Вам бы носить не рясу, а форму штурмовика. — И, обращаясь к присутствующим, Гитлер торжественно изрекает: — Господа, Москва у ног Германии. Ворота в Россию распахнуты настежь. Я перевожу часы истории на столетие вперед. С коммунизмом будет раз и навсегда покончено. Наградой за победу будут германские границы до Урала, хлеб и уголь Украины, нефть Кавказа, русские, украинские и белорусские рабы… Вот они!

Гитлер распахивает окно и видно, как мимо рейхсканцелярии, под конвоем наглых эсэсовцев проходят русские пленные. Оборванные, избитые, крайне изнуренные, идут они, связанные друг с другом. Когда один из них падает, другие, не смея остановиться, должны тащить его за собой.

В группе, в первых рядах, идет Наташа Румянцева. Это не та прелестная, тонкая, изящная девушка, которую мы знали до войны, а другая, ожесточенная, огрубевшая, постаревшая.

— Должно быть, это рейхстаг. Вот оно фашистское знамя, — говорит Наташа.

Массивные здания, войска, самодовольная толпа — все вместе создает картину необычайной, помпезной торжественности.

С ненавистью разглядывая вражескую столицу, проходят, шатаясь, советские пленные.

— Радуются, сволочи! Празднуют!.. Москву, говорят, взяли… — произносит девушка, идущая рядом с Наташей.

— Неправда это! Не может этого быть! — шепчет Наташа.

Гитлер отворачивается от окна со словами:

— Эти рабы получат крепких немецких хозяев. Однако пора, господа, от комплиментов переходить к деловой помощи.

Турок щелкает шпорами:

— Я жду решения Анкары не позже завтрашнего дня.

Испанец щелкает шпорами:

— Я жду исторических директив генерала Франко сегодня вечером…

Гитлер выходит в приемную. Дежурные вытягиваются перед ним.

— Иодль, какие вести с фронта? Неужели мои войска еще не вошли в Москву?

— Войска утомлены бесконечными боями. Перед последним ударом нужна передышка. Надо думать, русские дешево не отдадут Москвы, — докладывает генерал Иодль.

Гитлер перебивает его:

— Что? Вы говорите глупости. Русской армии нет, я ее уничтожил, кто может сопротивляться? Кучка сталинских фанатиков? Я приказал взять Москву седьмого ноября, то есть сегодня.

Он нервно бегает по комнате.

— Поймайте Москву!

Рука Геринга у приемника.

Слышен спокойный голос Сталина:

— За полный разгром немецких захватчиков! Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость!

— Что это? — истерически-визгливо спрашивает Гитлер, брызгая в лица окружающих слюной, которую они не смеют стереть. — Это что такое?