Избранные и прекрасные - [70]

К моменту моего прибытия на закате дом был нестерпимо раскален, и я отправилась в сад, где Дэйзи дремала на низкой кушетке в тени садового тента, лежа босиком и устремив взгляд из-под прикрытых век на море. Я подошла и села на кушетку напротив, отпила из ее нетронутого стакана и чуть не поперхнулась.

– Демоник при свете дня? – изумилась я, и она лениво улыбнулась. Теперь, приглядевшись, я заметила, какими вялыми выглядят ее конечности и как подрагивают пальцы, которыми она водит по краю подушки под головой.

– Но он же из Варшавы, – возразила она. – Гораздо лучше того, что мы получали из Берлина. Он так хорош, и Джей привозит его специально для меня.

Я осторожно отпила еще глоток. И вправду лучше, чем другой, из Берлина. Конечно, после беспорядков в Вене венский демоник исчез, но Варшава восполнила его нехватку. Я подержала его на языке, прежде чем проглотить. Он был прекрасен, настолько горяч, что день показался прохладным. Я вытянулась на кушетке и взяла Дэйзи за руку.

Ее расплющило зноем, потемневшие волосы прилипли к влажной щеке, край белой шифоновой юбки трепетал, как флаг поверженного города. Полузакрыв глаза, я ждала, когда утихнут вспышки под веками, надеясь, что сумею разглядеть, какое она чудовище.

Дэйзи Бьюкенен в платье, возвещающем капитуляцию, с лицом, подобным цветку, была довольно привлекательным и ленивым чудовищем. Не из тех, которые способны много миль гнать добычу по густому подлеску. Вместо этого она лежала совершенно неподвижно, так что кто-нибудь неосторожный мог подумать, что она мертва, и явиться за ее шкурой, за славой ее победителя, за ее свойствами или ее богатством, – вот тогда-то она и бросалась на него.

«Не подходи слишком близко к Дэйзи Фэй, – предостерег меня внутренний голос. – От этого одни беды, девочка моя».

А разве я этого еще не поняла? И не рискнула своей репутацией в «Фулбрайте» ради нее? И не сделала девушку из бумаги, и не позволила Дэйзи убить ее?

Мне вдруг стали вспоминаться подробности ночи, проведенной в Чайнатауне. Демоник помог, и, по-видимому, его варшавский сорт был совершенно беспощадным. В тумане перед глазами, который на самом деле не был туманом, я увидела лица, похожие на мое, – увидела сверху, находясь над тем местом, где сама обмякла на грязном кафельном полу. Все люди вокруг составляли труппу бумагорезов, в том месяце выступавшую по всему Нью-Йорку. Одновременно я видела их с головами зверей – кошек, быков, собак и змей, а Кхая – с головой свиньи, как и саму себя.

«Нет, я не хочу», – уверяла я их, но Бай с толстощекой комичной мордочкой крысы покачала головой.

«Раньше надо было думать, до того, как ты это сделала».

В руке она держала ножницы. В отличие от тех, которые они дали мне той ночью, эти были тяжелые, садовые, с темными ржавыми лезвиями. Острыми они могли оказаться, только если Бай достаточно сильна, а я знала, что так и есть.

Она взяла меня за руку, открыла ножницы, и лезвия сомкнулись на самом маленьком из моих пальцев, поерзали несколько раз, давая мне прочувствовать, насколько они тупы. Щелкнув ножницами в следующий раз, Бай отхватила бы мне мизинец до второго сустава, но тут на каменных плитах дорожки, ведущей к садовому тенту, послышались тяжелые шаги.

Я слегка удивилась, увидев, что к нам направляется Том. С виду ему было жарко и неудобно, шляпу он держал под мышкой, лицо лоснилось от пота, волосы казались влажными.

– А, привет, Джордан, – сказал он и вместо того, чтобы поздороваться с Дэйзи, наклонился, чтобы коснуться легким поцелуем ее лба.

Мгновение я ждала, когда она вскинется и сожрет его, но она спокойно села, закрыв глаза и не улыбаясь. А Том улыбался ей, и я поняла: он понятия не имеет, что она о нем думает, как медлительная неприязнь прокатывается по ней, словно волна через песчаную отмель, вызывая злобный прищур, от которого занервничала бы любая девчонка Луисвилла.

– Приятно видеть тебя сегодня дома, – сказал Том. – На это я и надеялся, решив вернуться из города пораньше.

– Вот ты меня и увидел, – хмуро отозвалась она.

Том тоже прищурился, но в последний момент вспомнил обо мне. Порой наличия свидетеля хватало, чтобы напомнить ему: он порядочный мужчина, муж глупой жены-скандалистки, и, даже если Дэйзи с этим не согласна, этот вариант мне нравился больше остальных.

– Я тут подумал: мы могли бы сегодня поужинать в «Бэй-Харбор», – заговорил он. – Свежие гребешки, что-нибудь холодненькое по такой жаре, а?

Лицо Дэйзи теперь было не угрюмым, а мятежным, и я тревожно поерзала на месте.

– А давайте не поедем, – вяло протянула я, хотя не отказалась бы от свеженьких холодных морских гребешков. – Останемся и будем смотреть, как ползут по лужайке тени. Это единственное, что я в состоянии делать в такую жару. А тебе, Том, конечно, придется обмахивать нас опахалом, чтобы нам было прохладнее, – ты ведь явился из города таким свежим, для тебя эта работа в самый раз, тебе не кажется?

Том ответил мирной улыбкой, ведь он, в конце концов, был женат не на мне.

– Я не какой-нибудь кули при хозяйке, – дружески произнес он. – Может, позвать вам кого-нибудь из дома? Наверняка найдется тот, кто не прочь поработать…