Избранные и прекрасные - [72]

Я уже размышляла, как бы предложить проверить мое предположение, когда Том толкнул нас обеих ногой в неофициального вида обуви.

– Ну же, девушки, – позвал он терпеливым тоном, который нравился мне у него еще меньше напыщенного. – Пора переодеваться. Скоро прибудут Ник и этот чертов аптечный магнат.

Дэйзи лениво хлопнула его по ноге, как скучающая кошка лапой, но помогла мне подняться.

– Так и быть, – она состроила гримаску. – Если сам великий Наполеон приказывает, придется подчиниться.

– Он был всего лишь коротышкой, – возмутился Том. – А я наоборот.

– Ну конечно, дорогой, – отозвалась Дэйзи с такой ядовитой слащавостью, что мне подумалось: она точно провалит всю игру. Однако Том продолжал расточать нам улыбки, и до меня вдруг дошло, что он обижался по-настоящему лишь в тех случаях, когда она не подпускала ему шпильки. Когда просто была собой, дулась, вела себя странно или злилась на себя.

Мы нехотя покинули мраморную лестницу. Я заметила, что на ней остались знойные отпечатки наших тел – пота, кожного жира, масла от наших духов. И понадеялась, что они сохранятся на мраморе, как вечные «снежные ангелы», которых мы с Дэйзи смогли оставить, чтобы они обитали в доме еще долго после того, как не станет нас.

Выбор мы остановили на одинаковом белом. На уме у Дэйзи были невесты, у меня – Ифигения, девственница, предназначенная для принесения в жертву на берегах Авлиды, но меня за это подняли на смех. Одеваясь, мы случайно нашли горшочек с помадой для губ, который Дэйзи когда-то давно обнаружила на шкафу. Он сумел к ней вернуться. У меня была своя помада, красивая, сливового оттенка, из «Мейси», но я повременила с ней, увидев, как Дэйзи подносит мне горшочек, зажав указательным и большим пальцами, а остальные пальцы распустив павлиньим хвостом.

– Накрась этим на удачу, – ласково предложила она. – Она же была на тебе, когда ты впервые увидела Ника.

Я позволила ей разровнять помаду на моих губах, но как удача она не ощущалась. Скорее как черта, подведенная под тем, что началось однажды в июньский день, а теперь требовало завершения. Я отмахнулась от этой мысли. Слишком уж по-протестантски она выглядела, а я как-никак современная девушка, чуждая религиозности. Нет для меня ни богов, ни идолов.

Гэтсби и Ника мы ждали в сумрачной, похожей на пещеру комнате, устроившись рядом на чудесном круглом диване, свернувшись на нем клубком, словно у нас нет костей и мы сиамские кошки. Когда дворецкий впустил гостей, мы одновременно подняли головы, вызвав у Ника улыбку. Он опустился на колени рядом со мной.

– Ты прелесть, Джордан, – прошептал он, целуя кончики моих пальцев.

– Только тебя не было рядом, чтобы это заметить, – поддразнила я.

Гэтсби оглядывался с таким любопытством, что невольно верилось, будто так он и озирался, пока шел через весь дом. Я почти слышала, как колеблются под грузом стрелки огромных весов в его голове: дом, где Дэйзи жила вместе с Томом, – в сравнении с домом, где она будет жить с ним, их окна против его окон, вышколенность прислуги Тома против его слуг.

Мы, все четверо, вскинули головы, услышав из соседней комнаты назойливое верещание телефона, потом раздался голос Тома – достаточно громкий, хоть он и старался говорить приглушенно, звучащий так примирительно, как он никогда не обращался к жене.

Видимо, Ник что-то знал, потому что не стал спрашивать, кто звонит. Дэйзи же, с другой стороны, пересекла некий Рубикон, потому что бросила туда, где по другую сторону стены стоял Том, презрительный взгляд.

– Том болтает со своей подружкой, – процедила она. – Такая милашка, правда?

Я взглянула на Гэтсби, лицо которого стало ожесточенным. Минуту я уж думала, что он вылетит из комнаты и вызовет Тома на дуэль или выкинет еще что-нибудь столь же нелепое. Однако Дэйзи взяла его за руку и не отпускала. Может, неосмотрительно и уж явно беспечно, но ей нравилось держать при себе то, что она считала своим.

Ник что-то сказал в защиту Тома, а потом вернулся и он сам, и Ник встал. Гэтсби вынул руку из пальцев Дэйзи нарочито медленно.

– Ну наконец-то, наконец-то! – голос Дэйзи звучал вяло, как переваренная макаронина. – Том, распорядись, чтобы нам приготовили напитки, хорошо?

– А я кое-что привез, – объявил Гэтсби, показывая темную запыленную бутылку без этикетки. Я предположила, что это тот самый сильнодействующий демоник из Варшавы, но Том уже отвернулся и вышел из комнаты так порывисто, что бутылка осталась у Гэтсби. Он пожал плечами и поставил ее на пол у камина. Позднее тем же вечером я нашла ее и обрадовалась, а в тот момент меня гораздо больше занимала Дэйзи, которая поднялась и увлекла Гэтсби к дивану у окна. Я мельком увидела его удивленное лицо, округлившийся рот, а потом она уселась к нему на колени, и ее платье легло вокруг меренговыми волнами.

– О, как же я тебя люблю… – промурлыкала Дэйзи, запуская пальцы в его короткие волосы, прежде чем поцеловать его. Я никогда не видела, чтобы она целовала кого-нибудь так, как его. Поцелуй был томным, предназначенным только для нее, и каким бы прекрасным он ни был и как бы я ни наслаждалась шоком Гэтсби при виде такой агрессии, собственный шок нравился мне гораздо меньше. Я считалась лучшей подругой Дэйзи, но с такой стороны ее не знала. А эта ее сторона казалась заряженным ружьем, готовым выстрелить.