Избранные и прекрасные - [29]

Я гостила в доме Фэй уже неделю, когда у Дэйзи наметилась встреча с несколькими бравыми молодыми офицерами из Кэмп-Тейлора. К тому времени подобными встречами все мы были сыты по горло, но ее отец считался давним другом тамошнего начальника, и, конечно, Дэйзи была вынуждена согласиться, а поскольку согласилась она, то пришлось и мне.

Она нарядила меня в нежное кремовое платье, слабо пахнущее лавандой, а для себя выбрала голубое, цвета мечты, воздушное и парящее вокруг нее, как дымка над рекой Огайо.

– Голова разболится у меня или у тебя? – спросила я, пока закалывала ее темные волосы, и она улыбнулась моему отражению в зеркале.

– Ну конечно, у меня, – протянула она. – Уложишь меня в постель, а когда стемнеет, мы сбежим проведать Барбару Блейк и этого ее кузена из Виргинии.

Вслед за Дэйзи я спустилась в гостиную, полную офицеров, и мы приступили к удивительно сложной и трудоемкой работе – вести себя в меру очаровательно, не создавая при этом впечатления, будто мы хотим чего-то большего, чем просто посидеть и поболтать. Миссис Фэй предупредила нас, что надлежащее гостеприимство – это «гостиная, но не далее», и порой успешно пройти по столь тонкой грани оказывалось нелегко.

Дэйзи приходилось пузыриться весельем наподобие шампанского, а мне разрешалось вести себя тихо и загадочно, именно поэтому я и заметила Джея Гэтсби первой. Он держался особняком от остальных, стоял у окна, как оловянный солдатик, в то время как его товарищи рассеялись по чинной гостиной семейства Фэй. Сидя на жестком стуле с прямой спинкой, я думала, что он немного похож на человека, с благоговейным трепетом озирающегося в церкви – такими глазами он смотрел на персидские ковры, по которым просто ходили ногами, на медный столик, привезенный из самой Турции, на высокие стрельчатые окна, напоминающие о французских предках Фэй. Он и меня окинул быстрым взглядом, и я с неприязненной иронией представила, как он распознает во мне какую-нибудь прислужницу, вывезенную с Востока, чтобы украсить этот дом – подобно круглому окну-розетке с витражом или подставке для зонтов, сделанной из слоновьей ноги.

На Дэйзи он не смел даже взглянуть, пока она не окликнула его и не ляпнула какую-то глупость – мол, незачем робеть.

Тогда-то он и перевел на нее глаза, и все в комнате вдруг… замерло.

– О-о… – слабым голосом произнесла Дэйзи, уронив руки на колени, и я почти ощутила, как дыхание застряло в ее горле. Она казалась ошеломленной, и, когда я увидела, какими глазами она смотрит на молодого лейтенанта, стоящего у окна, я поняла почему.

На людей не принято смотреть так, как лейтенант Гэтсби смотрел на Дэйзи Фэй. Нельзя снять с себя кожу и показать, что твое сердце объято пламенем и ничто в прошлом и будущем не имеет ни малейшего значения, лишь бы тебе досталось то, чего ты хочешь.

Казалось, за этот краткий миг Дэйзи, сама того не подозревая, всецело завладела сердцем Джея Гэтсби и всю оставшуюся жизнь ему предстояло провести в попытках вернуть его.

– О-о, м-м… ну и ну, – она запнулась и залилась очаровательным смехом. – Вот вы какой, оказывается. Странно, вы напомнили мне ту песню – как ее, Джордан? «Бабочка-бедняжка»? Да что ж я никак ее выбросить не могу из головы, вот ведь глупость, кстати, почему бы нам всем не спеть прямо сейчас…

Каким-то образом она убедила всех присутствующих, и они послушно запели вместе с ней, странный момент миновал, хотя почему-то мне казалось, что он так и не завершился.

Потом она разыграла приступ головной боли, но по пути из гостиной сунула клочок бумаги в руку лейтенанту Гэтсби и той ночью отправилась вовсе не к кузену Барбары Блейк, хоть он и учился в Париже и был наследником сталелитейного завода.

Но я поспешила туда, куда и собиралась, и как раз впервые попробовала абсент на тайной пристани острова Твелв-Майл, когда кто-то закричал «Смотрите!», указывая на реку.

Луна будто опустилась на воду, рассыпала осколки света по волнам. В гребной лодке без фонаря на носу сидели мужчина и женщина, лунный свет обрисовывал их фигуры – профиль мужчины, нежность женских рук, протянутых к нему. В ночи и на расстоянии было невозможно разглядеть, кто они, даже когда они встали и поцеловались, словно в древних легендах индейцев-шауни об обреченных возлюбленных и спустившихся с небес звездах, и все проказливые девчонки и дерзкие мальчишки Луисвилла, следившие за ними с берега, притихли.

Кто-то попытался окликнуть их, рассеяв чары, мужчина слегка обернулся, прижимая голову женщины к своему плечу, чтобы утешить или спрятать. Тень прошла по диску луны, и они исчезли; так закончилась еще одна странная ночь накануне войны.

К утру мы с Дэйзи благопристойно встретились в ее постели, и мне показалось, что я вижу отблеск звездного сияния, приставший в уголке ее рта и запутавшийся в волосах на затылке.

Дэйзи и ее лейтенант стали тем летом большой тайной, причастность к которой приводила меня в трепет. Я прикрывала Дэйзи и следила за ними, затаив дыхание, ведь все это было ужасно романтично, а когда Гэтсби наконец отправили в Европу вместе с остальными, Дэйзи не показывалась несколько дней – заперлась у себя в спальне и отвергала еду и утешения.