Избранное - [4]

К кисуцкому циклу Яшика примыкает также «Повесть о белых камнях». Первоначально это был рассказ «Человек принадлежит земле», и предназначался он для книги «Черные и белые круги». Позже Яшик вернулся к нему и начал перерабатывать в «Повесть о белых камнях», над которой трудился даже в больнице перед роковой операцией. В «Повести» выведен старец, одиноко обитающий «на самом краю света» в каменистой лощине. Окрестные жители побаиваются и сторонятся его. Но вот к нему приходит мальчик Михал Малох, потрясенный смертью матери и человеческой черствостью, — он не может смириться с тем, что все вокруг — не исключая отца — твердят, будто мать «правильно сделала, что умерла». И хотя в свои одиннадцать лет Михал успел уже столкнуться с тяготами жизни, он не желает соглашаться с тем, что смерть — благодеяние и единственный способ избавиться от невзгод, и не хочет возвращаться в деревню, надеясь найти утешение в том, чтобы разделить уединение с отшельником. Но старик, сам бежавший некогда от людей, которые причинили ему зло, отправляет мальчика обратно, ибо за долгое время, бывшее у него для раздумий, он осознал, что уйти от людей — значит лишить смысла свою жизнь и что бороться со злом, как делал он, нельзя в одиночку: таким путем невозможно переделать мир.

«Повесть о белых камнях», наделенная чертами притчи, — это неправдоподобная правда о том самом мире, что приводит к гибели слепого Адама и Филипа Кландуха. За кажущейся «нереальностью» произведения открывается реальнейшая первооснова, «глина жизни», претворенная и одухотворенная силой искусства. «Повесть» осталась недоконченной, однако и в таком виде она восхищает не только благородной болью за униженных и оскорбленных, но также высокой поэтичностью.

По свидетельству К. Г. Паустовского, Михаил Пришвин однажды назвал себя «поэтом, распятым на кресте прозы», — так же можно охарактеризовать и создателя «Повести о белых камнях». Яшик начал со стихов и остался поэтом, обратившись к прозаическим жанрам. В романах и новеллах писателя нетрудно найти приемы, почерпнутые из арсенала поэзии. Но главное не в этом, а в том поэтическом мировосприятии окружающего, что столь существенно обогащало его прозу. Настоящая поэма в прозе о любви, поруганной войной, — «Площадь Святой Альжбеты», Эта печальная повесть об Игоре и Эве — Ромео и Джульетте с площади Святой Альжбеты — оборачивается гневным обличением «тьмы», темных сил фашизма, враждебных всему светлому, человеческому, человечнейшему из всех чувств — любви.

Антивоенная, антифашистская направленность стала лейтмотивом и наиболее масштабного произведения Яшика — «Мертвые не поют». Название это метафорично, и ключ к его пониманию, помимо тех мест, где оно обыгрывается в самом романе, может дать афоризм Ромена Роллана:

«Есть мертвецы, в которых больше жизни, чем в живых; но есть и живые, что мертвее всяких мертвецов».

В романе присутствуют две параллельные сюжетные линии — рассказ о буднях маленького городка Правно и прилегающих деревень Планица, Липины, Остра и одновременно рассказ о положении дел на участке Восточного фронта, где находится словацкая батарея. (Вначале Яшик написал подряд все «фронтовые» — основанные на личных переживаниях — главы, а затем приступил к «правненским».) На примере провинциального городка, населенного словаками и давно осевшими здесь немцами, а также его окрестностей Яшик воспроизводит удушливую атмосферу в «Словацком государстве» начиная с весны 1942 года. Перед нами предстает правненский «отец города», заправила «Дейче партай» Киршнер, верой и правдой служащий «фюреру и отечеству», фашистские прихвостни Махонь, Зембал, Пастуха, которые олицетворяют собой людишек, процветавших в то смутное время. Они отнюдь не убежденные поборники идей клеро-фашизма. Но вместе с тем нельзя и сказать, что для них нет ничего святого: у них своя религия — страсть к наживе, и они усердно поклоняются золотому тельцу. Наделенные обостренным чутьем корабельных крыс, они отдают себе отчет в шаткости существующего режима. Потому-то, готовя для себя оправдание на будущее, богатей Пастуха берет в работники «красного» Фарника, а святоша и ханжа Махонь, завладев магазином престарелого еврея Гекша, содержит бывшего хозяина в погребе, похожем на могилу.

Один из начальных эпизодов романа Яшика — встреча планицкого дорожного обходчика Лукана с липинским учителем Кляко. Оба они участвовали в первой мировой войне и вспоминают о ней, сравнивая события тех лет с теперешними. «Тогда было все равно, кто по какую сторону фронта находится… А нынешняя война другая, теперь не все равно, где стоит солдат», — говорит седой учитель. И Кляко и Лукан понимают, что идет сражение между Новым и Старым, а для словаков эта страшная война против русских, славян — война еще и братоубийственная. И старики переживают вдвойне, так как на Восточный фронт посланы воевать за неправое дело их сыновья — поручик Ян Кляко и рядовой Ян Лукан.

Яшик уделяет особое внимание духовной эволюции Яна Кляко. Для поручика, как и для большинства солдат его батареи, давно стало ясно, что развязанная Гитлером война за чуждые им интересы — «подлое дело» и, замешанные в нем, они «мертвее всяких мертвецов». Вначале свое внутреннее неприятие фашизма Ян Кляко пытается заглушить алкоголем. Но прескверный гость — «черный человек» нравственных мучений продолжает исправно посещать его, и тогда приходит мысль покончить жизнь самоубийством.