Избранное - [3]

. Романы Илемницкого и книгу Яшика объединяет стремление покачать на примере кисуцкой деревни пробуждение словацкого трудового крестьянства, рост его классового самосознания.

Характер Штефана, героя книги Яшика, выковывается в пролетарской среде: восемь лет он провел в городе, где впервые услышал о Советском Союзе, об Октябрьской революции, где партия научила его понимать, почему влачат столь жалкое существование люди в долинах Кисуцы. Из рабочей Остравы революционные идеи, веру в необходимость коренных социальных перемен приносит Штефан на хутор Грубый плац, где сталкивается с немыслимой бедностью крестьян, убожеством их жизни. Даже судебный исполнитель обходит хутор стороной, — здесь нечем поживиться.

«Нищета все подчинила себе: человека, его гордость, разум… Грубый плац живет обособленно, как остров, люди в нем ничего не видят, ничего не слышат и давно забыли о том, что они — люди… Жизнь в Грубом плаце стелется по земле как дым перед дождем».

Но самый главный враг, столетиями въедавшийся в сознание кисучан, — это страх, их покорность горькой судьбе. Они помнят, что испокон веку мир был разделен на богатых и бедных, считают такое положение незыблемым, а себя — обреченными безропотно сносить все страдания и мытарства.

Штефан и его друзья-коммунисты начинают самоотверженную борьбу за возрождение согнувшихся под бременем невзгод человеческих душ. И они преодолевают инертность крестьян, разрушают миф о безвыходности положения «забытых богом и проклятых дьяволом» кисучан. На берегу «прозрачной реки» свершилось чудо — произошла революция во внутреннем мире людей. От нее до революции социальной — один шаг.

Используя опыт Илемницкого, Яшик никоим образом не повторял своего предшественника; он стал его продолжателем и пошел дальше, — ему, в частности, важно было углубиться во внутренний мир своих героев. Сопоставление «кисуцких» романов Илемницкого к Яшика как нельзя лучше свидетельствует о неуклонном движении вперед социалистической литературы, о том, что писатели-коммунисты во второй половине 50-х годов ставили перед собой уже неизмеримо более сложные задачи, чем двадцать — тридцать лет назад.

Дань Яшика кисуцкой тематике не исчерпывается романом «На берегу прозрачной реки». Кисучанам посвящены и пять новелл книги «Черные и белые круги»; время действия в них примерно то же, что и в романе. Проводя нас по кругам ада, каким была жизнь кисуцких крестьян в период экономического кризиса начала 30-х годов, писатель кладет черные мазки несравненно чаще, чем белые. Но это ему не мешает пользоваться всей гаммой красок, включая нежнейшие полутона. Богатство его палитры особенно наглядно выступает при изображении радужного — несмотря на свинцовые мерзости окружающего бытия — мира детей («Серая ворона») и всепоглощающей первой любви Вероны и Михала («Пора медных отсветов»).

«Черные и белые круги» — не просто сборник рассказов; входящие сюда новеллы настолько внутренне взаимосвязаны, что образуют как бы своеобразный словесный пентаптих. В совокупности новеллы дают объемную панораму невыразимо тягостного существования крестьян «на берегу прозрачной реки» в пору хозяйственного застоя, когда перестали вращаться колеса водяных мельниц, когда мальчишка как о деликатесе мечтает о вареной вороне, когда нечего делать тысячам натруженных рук, привычных к любой работе, когда невозможно стало найти подряд тем, кто кормился извозом. За конкретной судьбой почти каждого из действующих лиц просматриваются глубинные закономерности. Из мозаики «маленьких трагедий» складывается впечатляющая картина общей большой трагедии.

Бесчеловечная действительность порождает в буржуазном обществе бесчеловечные отношения между людьми. В новелле «Мертвые глаза» родной брат, задумав жениться, настаивает на том, чтобы отдать в приют слепого Адама, ибо видит в нем лишь обузу и угрозу собственному благополучию. У их отца, одного из самых состоятельных по местным понятиям хозяев, совесть настолько задубела, что он склонен внять этому требованию. Только мать жалеет своего незрячего первенца, но она не в силах ничего сделать для него. Глаза у Адама мертвы, но он все понимает чутким сердцем и решает выкорчевать пни срубленных отцом деревьев, — тогда, мол, никто не обвинит его в дармоедстве. Корчевание пней Адамом при блеске молний, грохоте грома вырастает до символа, — человек может победить свою немочь и силы природы, однако ему не одолеть людской подлости и черствости, замешанных на собственнических инстинктах, «Чтобы человек мог жить, ему необходимо хоть чуточку счастья», — и потому, когда Адама хотят лишить и без того крошечной доли счастья, он добровольно расстается с жизнью.

Поиски счастья — одна из сквозных тем новелл Яшика. Но беда в том, что «люди с горбатой душой» не хотят и не могут дать счастья окружающим. К такому же концу, что и Адама, приводит ускользающее счастье Филипа Кландуха («Луна на воде»). Совсем немногого не хватает для полноты счастья Матушу с его мудрой лошадью («Трое на ярмарке») и маленькому Ондрею из «Серой вороны». Только торжествующая любовь и способна еще принести радость сердцам, не огрубевшим в этой гнетущей атмосфере («Пора медных отсветов»).