Избранное - [53]
Охая и жалуясь, приказчик побрел прочь, пошатываясь, и скоро исчез в темноте.
— Да постой же, Илья, присоветуй, — крикнул вдогонку оробевший Николай.
— Не ходи за ним, деда, — удержал его за рукав Костя, — ему расчет вышел, конец его плутням! — не без злорадства добавил он. — И поделом, всем насолил, сам в три брюха ел, а людей харчами обижал, обсчитывал, тянул с каждого. Пойдем, деда, в избу, небось продрог. Ишь ты, как раскричался хозяин-то новый — на всю усадьбу! Ну ничего, простынет! Ты поужинаешь и через часок к нему пойдешь.
Буров отер лоснившееся от обильного пота лицо накрахмаленной салфеткой с вензелем под короной и, сложив ее на коленях, потянулся к стакану с жидким чаем, налитым сидевшей за самоваром Таней. От поднесенной ей хозяином рюмки водки у нее с непривычки кружилась голова, и она сосредоточенно молчала, переводя влажно блестевшие глаза с Бурова на гостя, Нила Ермилина. Каждый раз, как к ней обращались за чаем или закуской, она вздрагивала, точно очнувшись.
В натопленной низкой горнице было жарко. Хозяин благодушествовал, развалившись в принесенном из дома кресле красного дерева с мягким сиденьем, обитым старинным штофом, выгнутой полированной спинкой и подлокотниками с бронзовыми сфинксами. Он сидел распаренный, босой, в широченных деревенских штанах и сатиновой светло-голубой рубахе навыпуск, расстегнутой у ворота. Рубаха липла к телу, и он то и дело оттягивал ее под мышками или опахивался подолом.
Осмотр дома и расправа с уличенным приказчиком, равно как и плотный ужин с водкой, привели Николая Егорыча в отличнейшее настроение. Прихлебывая чай, он рассеянно слушал, не забывая, впрочем, потчевать своего гостя.
— Тебе вот все шутки, Николай Егорыч, — говорил, горячась, Нил Ермилин. У него с дороги или от выпитой водки ярко краснел кончик остренького носика, хотя лицо оставалось бледным и глаза глядели по-всегдашнему пристально, не мигая. — Выходит, шутить пора перестать… Слыхал, что в Питере творится? Думу пришлось царю опять созвать, и этот, как его, Милюков открыто и заявил: кругом, мол, измена, царица да министры заодно с немцами! Не побоялся… Эх, сгубят они все, — покачал он сокрушенно головой, — ну что бы царю замирение сделать, и обошлось бы дело. Ему несдобровать, а без него и нам всем крышка! Ты то пойми — третий год война идет, народ разоряется, остервенился, устали все…
Ермилин помолчал, но, не дождавшись реплики, продолжал:
— Рабочие снова бастуют…
— И на здоровье! Ты про Питер все толкуешь, а нам-то что? До него отсюда, почитай, пятьсот верст, пусть что хотят там творят, лишь бы у нас тут тихо было, — шутливо заговорил Буров. — Я полагаю, что умному человеку, да еще и при деньгах, так нынче даже очень способно дела делать. Вот хотя бы война эта, — усмехнулся он, — кто, может, и устал от нее, не знаю, а я так думаю, что и пользы от нее немало: заводы день и ночь на оборону работают, производства всякие растут, цены стоят крепкие, идут в гору — торгуй себе сколько хошь, раздолье, не зевай только… Солдатушки свое дело в окопах делают, а мы в тылу не ленимся, для них припасаем — сапоги там всякие, шинелишки, говядинку, табачок… Все пустое, приятель! И чего тревогу бить! Вот хотя бы твои краснобаи в Думе… Кто там? Купцы да помещики, попы опять-таки: что ж они, себе вороги, не знают, что царем одним держатся? Ну, пошебаршат немного, погалдят для блезира, чтобы царь податливее стал, им кус пожирнее отвалил, тем и кончится! А на рабочих узда всегда найдется — это помни.
— Это как придется, Егорыч. — Ермилин с сомнением покачал головой. — Если бы в одном Питере… Одни питерские много не сделают, верно, а ты бы послушал, какие толки в народе кругом пошли. Таких отроду не слыхали! — Он понизил голос и придвинулся вплотную к сидевшему наискосок от него Бурову. — Мало того что в открытую царя во всем винят, про землю заговорили, да как! Раз добром не отдают, мы, мол, сами отберем — сила нынче у нас. Землица кровью нашей полита, выкуплена с лихвой… Слухи по деревням пошли, дивишься — откуда что берется. Недавно на сходке деревенский наш, Базанов, мужик смирный, что овца, брякнул: царь-де хочет барскую землю мужикам отдать, и грамота такая припасена, а господа скрывают! Солдаты с фронту придут, сами поделят — вот куда стали гнуть…
— Ну, это бабушка надвое сказала. — Буров чуть нахмурился и выпрямился в кресле. — Что у тебя, Танюша, самовар заглох? Пойди угольков подбрось да чаю свежего завари-ка, мы с Нилом Васильевичем по стакану горяченького еще откушаем… Разве я не знаю, что смутьяны голову подняли? — уже серьезно продолжал он, когда служанка вышла с самоваром. — Мы тоже кое-что слышим, даром что день и ночь в трудах! Вот под Медным мужички собрались всем миром да и пришли к помещице на усадьбу землю ее делить. Она насилу ноги унесла. Стражники с исправником, почитай, три дня бились — никак мужики в резонт не входят. Команду вызвали из города, и что же? Солдаты ровно глухими сделались — офицеры орут, бесятся, а они как истуканы. Насилу справились… Спасибо волостному — умная голова: он мужиков расколоть успел, несогласье промеж них пошло. А поначалу остервенились — на штыки лезут, рубахи на себе рвут: на, мол, стреляй в своего батьку! Солдат, понятно, плюнет да и отвернется, винтовку опустит. Так и увели братву — без солдат дело покончили. Дворян после войны прижмут, слов нет: даровая у них земля, некупленая. Имения господские в казну отберут, выкупят, потом мужикам по оценке через банк передадут. Ну а если земля у кого не наследственная, своим трудом приобретена, эту трогать не будут — шалишь!
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
Командующий американским экспедиционным корпусом в Сибири во время Гражданской войны в России генерал Уильям Грейвс в своих воспоминаниях описывает обстоятельства и причины, которые заставили президента Соединенных Штатов Вильсона присоединиться к решению стран Антанты об интервенции, а также причины, которые, по его мнению, привели к ее провалу. В книге приводится множество примеров действий Англии, Франции и Японии, доказывающих, что реальные поступки этих держав су щественно расходились с заявленными целями, а также примеры, раскрывающие роль Госдепартамента и Красного Креста США во время пребывания американских войск в Сибири.
Ларри Кинг, ведущий ток-шоу на канале CNN, за свою жизнь взял более 40 000 интервью. Гостями его шоу были самые известные люди планеты: президенты и конгрессмены, дипломаты и военные, спортсмены, актеры и религиозные деятели. И впервые он подробно рассказывает о своей удивительной жизни: о том, как Ларри Зайгер из Бруклина, сын еврейских эмигрантов, стал Ларри Кингом, «королем репортажа»; о людях, с которыми встречался в эфире; о событиях, которые изменили мир. Для широкого круга читателей.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.