Избранное - [129]
Двор был всегда пустынен. Лишь изредка звякала тяжелая щеколда калитки и пропускала тихую фигуру укутанной в шаль деревенской женщины или мужика с палкой и котомкой. От Глафиры Яковлевны мы знали, что у них во дворе ночуют, случается, знакомые крестьяне из дальних деревень. А в давние времена — это рассказывала Анна Васильевна — у родителей ее была во дворе келийка с замаскированным окошком. Там, бывало, останавливались те, кому никак не хотелось попадаться на глаза полиции.
Кроткая и все еще деятельная тетя Глаша заботилась о нас, как о родных: мы были обстираны, одежда наша, немилосердно рвавшаяся, исправно чинилась. И мы делали в доме, что могли: кололи и носили дрова, ремонтировали решительно все, что только пришло в ветхость и требовало починки — крыши, ворота, всякие кадки и шайки. Даже перестлали расшатавшиеся ступени крыльца. И уж само собой, нанашивали из речки, впадавшей неподалеку, у монастыря, в Енисей, столько воды, сколько вмещали все кадки, ведра, самовары и умывальники в доме.
Как ни ахала тетя Глаша: «Виданное ли дело?» — мы мыли и скребли некрашеные полы в сенях и в коридоре, скоблили мостки и пороги. Делали мы все это с великим рвением, выходило у нас все споро и ловко. Не без тщеславного удовлетворения посматривали мы на результаты своей работы, когда тетя Глаша, оглядев заблестевшие половицы, простодушно восклицала: «Экие молодцы! Да где же это вы научились?»
Теперь, когда появилась сноровка, хотелось даже щегольнуть: четко рассчитанным движением подхватить мешок и вскинуть на плечо, вразвалку пробежать по качким доскам трапа, у люка сбросить без помощи рук, шевельнув лопаткой, и лишь напоследок ловко подхватить, чтобы мягко уложить на место. И так всю смену, пока бригадир не объявит перекур. Я твердо знал, что работаю лучше многих и заслужил уважение бригадира. А еще так недавно он, презрительно сощурившись, глядел, как я, весь в мыле, корячусь с ношей. Не выдержав, цедил сквозь зубы: «Да подхвати выше! Гляди под ноги! Опять обронил, прости господи!» Он теперь нередко заискивающе шептал: «Уж вы с Жорой нажмите, за вами и лодыри потянутся…»
Это внушало веру в себя, позволяло держаться независимо. Договариваясь о новом подряде, бригадир советовался с нами — за сколько браться, какой назначить срок. Был этот оборотистый, невзрачный на вид мужичонка, более тридцати лет покрутившийся в пристанских артелях, слабо грамотен.
— Бывало, получишь с купца договоренное, прикинешь про себя, кому сколько заплатить, рассуешь всем — и вся недолга! Никаких тебе расписок да записок, ведомостей. Про фининспектора и слыхом не слыхали! — вздыхал он, покачивая головой над полученной от меня ведомостью, — расчерченной по всем правилам, с цифрами выполненной работы, норм, процентов выработки, заработка, отчислений и графой с корявыми подписями.
Он даже зазвал как-то Юру и меня в трактир и там угостил рябиновкой — в благодарность за безвозмездное ведение всей отчетности.
Мы зажились в Енисейске. В поисках заработка прибились к грузчикам на пристани да у них и застряли. Платили нам хорошо. Настолько, что у нас завелись обновы и замена вдрызг износившейся обуви. А квартиру нашу мы сразу полюбили. От добра добра не ищут.
Поживем, пока не появится долгожданный вербовщик с приисков: он вот-вот должен появиться в городе. На пристани мы об этом услыхали бы в первую очередь — самые свежие новости всегда узнавались здесь. Пристань служила Енисейску, обложенному непроходимыми лесами, единственным окном в мир. Трактом в те годы пользовались только по зимнему пути.
Время шло. Наступил сентябрь, сразу напомнивший, что мы в Сибири. Не только похолодало, но выпал снег, пролежавший несколько дней. Потемневшая река в побелевших берегах стала неприветливой, матовые струи под тяжелым небом — зловещими, и поневоле тоскливо думалось о необходимости пускаться в дорогу, забираться в мохнатые дебри, где речки с ледяной водой и черные стылые камни. И представлялось, как на приисках я буду целыми днями перелопачивать окоченевшими руками песок, с темнотой возвращаться в переполненный барак, шумный, смрадный, со страшными рожами «золоторотцев», склонившихся при свете огарка над участком нар, очищенным от тряпья для карт! Вспыхнула ссора, сверкнули ножи… Тут было, разумеется, больше от рассказов Мамина-Сибиряка о бродягах-старателях прошлого века. Но в те ранние двадцатые годы попавшему в Сибирь свежему человеку было нелегко отделаться от старых представлений. Кругом было еще сколько угодно следов дореволюционной жизни.
Как бы ни было, мы с Юрой заколебались: подумывали — не отложить ли прииски до весны? Не зазимовать ли в Енисейске? С ледоставом работа на пристани прекращалась, но легко можно было найти занятие на шпалорезном заводе под городом или в затоне, где отстаивались и ремонтировались суда со всего Енисея. Да и работали мы перед концом навигации едва ли не сутками: грузоотправители платили, не торгуясь. Бригадир мог заламывать любую цену, а ему чуть не в ноги кланялись: «Возьмись, выручи! Не зимовать же с товаром…» У нас с Юрой появились деньги. Пожалуй, можно было протянуть без малого всю зиму, даже кантуясь.
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.