Избранное - [113]

2. Клака надоела Публике?.. Да, надоела, как и многое другое, что она тем не менее терпит! Не обречена ли Публика вечно тяготиться всем, в том числе и самой собою? Доказательством тому служит прежде всего ее присутствие в театре. Ведь она, горемычная, приходит сюда в надежде хоть немного развлечься. И в надежде уйти от себя самой! Следовательно, говорить так значит, в сущности, ничего не сказать. А что Клаке до того, что она надоела Публике? Публика терпит ее, содержит ее и вполне убеждена, что Клака необходима — «во всяком случае, для актеров». Дальше.

3. Клака вышла из употребления? Зададим простой вопрос: когда же она процветала пышнее, чем теперь? Требуется вызвать смех? В местах, притязающих на остроумие, но дающих осечку, вдруг слышится в зале звук приглушенного, сдержанного смеха, нечто вроде пьяной икоты, которая производит неотразимо смешное впечатление. И этих звуков порою бывает достаточно, чтобы расхохотался весь зал. Это капля воды, переполняющая сосуд. А так как никому не хочется сознаться ни в том, что он смеялся попусту, ни в том, что кто-то увлек его, то зрители начинают утверждать, что пьеса смешная и что им было очень весело. А больше ничего и не требуется. Цена же тому, кто издал эти звуки, — червонец, а может быть, и того меньше. (Клака.)

Если же одобрительный шепот, на беду вырвавшийся у публики, требуется донести до овации, тут Рим всегда к нашим услугам. На такой случай имеется «уа-уау».

Уа-уау — это «браво», доведенное до пароксизма; это сокращение — следствие энтузиазма, когда от восторга, от исступления перехватывает горло и уже нет возможности полностью произнести итальянское слово «браво», а хватает сил только на гортанные звуки «уа-уау». Начинается это потихоньку, все с того же слова «браво», глухо произносимого двумя-тремя голосами; постепенно звуки растут, переходят в «браво», потом их подхватывает уже вся топочущая ногами публика, и они доходят до конечного «бра-уа-уау»; тут уже почти лай. Это и есть овация. Стоимость три золотых по двадцать франков… (Все та же Клака!)

А может быть, требуется — когда положение уже совсем отчаянное — отвлечь разъяренного быка и заманить его в сторону? В подобных случаях появляется Господин с букетом. А это вот что такое. В то время как молодая героиня изощряется в нудном монологе и сама не своя от мертвой тишины, царящей в зале, из ложи высовывается безукоризненно одетый господин с моноклем и бросает на сцену букет, затем протягивает длинные руки и не спеша громко аплодирует, ничуть не смущаясь тем, что в зале стоит полнейшая тишина и что он заглушает монолог. Проделка эта имеет целью опорочить честь артистки и развлечь публику, всегда падкую на всякую Вольность… И Зрители действительно начинают перемигиваться. Сосед обращается к соседу, делая вид, будто отлично понимает подоплеку происходящего; взоры переходят с поклонника на актрису и с актрисы на поклонника; все упиваются смущением молодой женщины. Затем толпа расходится, несколько утешенная инцидентом, который в известной мере возместил нелепость пьесы. Потом люди снова устремляются в театр в надежде, что происшествие получит дальнейшее развитие. В конечном итоге: полууспех драматурга. Стоимость — франков тридцать, не считая цветов. (И тут опять-таки Клака.)

Если бы нам вздумалось рассмотреть все возможности хорошо организованной Клаки, рассказу не было бы конца. Отметим, однако, для чувствительных драм и для так называемых «пикантных» пьес: Вопли испуганных женщин. Сдержанные рыдания, Настоящие заразительные Слезы, резкие и тотчас же подавленные Смешки зрителя с замедленным восприятием (экю в шесть ливров), Скрип табакерок, к благодатным недрам коих прибегает растроганный зритель, Завывания, Стенания, Бисы, Вызовы, немые Слезы, Угрозы, Вызовы с Завыванием, Знаки одобрения, громогласно высказываемые Мнения, Венки, Принципы, Убеждения, нравственные Устремления, Припадки падучей, Роды, Пощечины, Самоубийства, Шумные споры (Искусство ради Искусства, Форма и Идея) и т. д. и т. д. Довольно! А то зритель в конце концов вообразит, что он, сам того не зная, тоже участник Клаки (что, впрочем, неоспоримая, безусловная истина); но пусть у него на этот счет остается хоть тень сомнения.

Последним словом Искусства является то, что порою сама Клака начинает кричать: «Долой Клаку», потом притворяется, будто и она увлечена; и рукоплещет по окончании пьесы, словно она и в самом деле Публика; и что просто состоялся обмен ролями; тут уж не кто иной, как она начинает умерять чересчур бурные восторги и высказывать некоторые замечания.

Клака, живая статуя, восседающая при полном освещении посреди публики, является официальным признанием, непреложным символом неспособности публики самостоятельно разобраться в ценности того, что она слышит. Короче говоря, Клака по отношению к Театральной Славе то же, что Плакальщицы были по отношению к Скорби.

Теперь можно крикнуть, как волшебник из «Тысячи и одной ночи»: «Кому обменять старые светильники на новые?» Требовалось изобрести такую машину, которая была бы по отношению к Клаке тем же, чем железная дорога является но отношению к дилижансу, и которая предохранила бы Театральную Славу от изменчивости и случайностей, порою угрожающих ей. Надо было прежде всего заменить несовершенные, случайные, зыбкие стороны чисто человеческой Клаки и улучшить их на основе абсолютной точности чистого Механизма; далее —