Избранное - [46]

Редко доводилось мне встречать человека столь целеустремленного во всех жизненных проявлениях, как этот мадьяр; мотив собственной исключительности развился у него до патологической степени. Его заветной мечтой, как он признался мне однажды в минуту слабости, было ненароком изобрести такое средство, чтобы, разбросав его с аэроплана, беспрепятственно уничтожить целый город. Вначале он доказал бы всему миру, на что способен бедный продавец мышек, а потом бы заявил Муссолини: нужно сделать так-то и так-то, иначе с Римом будет то же самое, что и с тем городом. Тогда бы все при виде его падали ниц, как перед божественным существом.

К искусству он был совершенно равнодушен, однако не проходил мимо великих произведений живописи или скульптуры; ощущение, что он может спокойно стоять перед вещью, от которой люди на всем свете просто с ума сходят, вселяло в него веру в свое исключительное превосходство.

В скором времени выяснилось, что разрешения на торговлю иностранцам не выдают. Тогда мы вступили в переговоры с римскими уличными торговцами — я служил переводчиком, но эти парни совсем не держали слова и производили чем дальше, тем более ненадежное впечатление, с ними было просто невозможно иметь дело. К счастью, тут пришла помощь, и совсем с другой стороны.

В Дом католического братства иногда заявлялась кучка мадьяр, жившая на другом конце города; рядом с ними жил один венгерский патер, воплощенное благодушие, со свиными глазками и вялыми зацелованными ручками. Патер прослышал о белых мышках и прямо набросился со своим покровительством на молодого, попавшего в тиски нужды соотечественника. Состоялись долгие беседы, и каждый раз мой венгерец возвращался сам не свой. Он рассказывал, что патер собирается с помощью бумаг, которые мадьяру непостижимым образом удалось где-то выправить — а по ним выходило, что он ботаник и должен ехать с экспедицией в Африку, все сплошная липа, — патер собирается вытребовать для него в муниципалитете чрезвычайное разрешение на торговлю; а покуда он может спокойно выступать со своей Музыкой в кафе: патер будет его всюду сопровождать, и, случись какая неприятность с полицией, он своим авторитетом станет на защиту подопечного и уладит спор, но за это мадьяр должен ему уступать каждый раз треть гонорара. Это условие его меньше устраивало, хотя он и так надувал патера, утаивая половину денег, но ведь у него все внутри переворачивалось, когда нужно было кому-то отдавать свои кровные. С другой стороны, он считал, что патер большой проныра и плут. «Mit dem Pater läßt sich was machen. Der Pater ist so ein Mensch, wenn Du sagst: Pater, laß mich in Deine Hand scheißen, ich geb Dir eine Lire, er läßt dich scheißen in die Hand. Und er liebt mich wie sein Kindel».[38]

Похоже, так оно и было, ибо мало-помалу патер стал открывать ему всю свою подноготную. Раньше он занимал крупный церковный пост где-то в Америке, сразу после епископа, у него были свои авто и секретарши, а в подтверждение своих слов он носил при себе фотографии. Под его началом была крупная церковная община, и тут у него зародился план мятежа против римской курии; его община должна была выйти из лона матери-церкви и обособиться, а он — стать независимым главой общины. Однако папа вовремя об этом проведал, и теперь ему велено целый год жить в Риме, чтобы исполнить свою епитимью; после искупления греха он мог возвращаться в Америку. Но искупление было только для виду, в Америке он собирался довершить задуманное предприятие, «denn der Pater scheißt auf Pabst».[39] Для этого и состряпали они следующий план: патер будет добиваться для мадьяра разрешения торговать везде, где захочет, чтобы он смог объехать со своими мышками всю Италию. От выручки патеру перейдет сорок процентов, а остальное они отложат на Америку: патер возьмет мадьяра с собой и сделает его вторым лицом в своей церкви; билеты на пароход они купят со скидкой пятьдесят процентов как священнослужители.

Благосклонность патера к будущему своему апостолу была настолько проникновенной, что он даже пожелал делить с ним кров, уже и дату переезда назначили. Но тут, как нельзя вовремя, произошел полный переворот Обнаружилось, что точно такие же предложения патер делал раньше другому мадьяру; что он извлекал профит одновременно из нескольких подопечных, что, когда ему нужно было разыграть важную персону, он обряжался в пурпур, но после представления робко прятал под широким плащом брюхо и воротник, а с ними и свой духовный сан Таким образом, он открылся всем как шарлатан; теперь и его нежная привязанность к молодому другу предстала совсем в ином свете: он добивался, чтобы тот переехал к нему жить, с единственной целью — держать под контролем производство и продажу белых мышек.

Хотя после таких открытий мой мадьяр сверзился с заоблачных высот на грешную землю, все же падение смягчала ему охапка соломы в виде разрешения на торговлю, которое он надеялся получить, пусть даже мошенническим путем. Но с этой охапкой соломы вышло то же самое, что и с заоблачными высотами: он снова попал впросак.

Один из его земляков был кондитер и, значит, умел придавать бесформенной материи различные формы; сначала он купил у моего друга из чрезвычайного интереса одну мышку, а немного погодя все благородное общество нагрянуло как гром среди ясного неба, торжественно неся целый поднос мышек собственной выпечки, хотя и не столь тонко сработанных, но достаточно казистых, чтобы подпортить мадьяру всю дальнейшую коммерцию: эти шуточные поделки хорошо покупаются только тогда, когда они в новинку. Они объявили следующий ультиматум: патера побоку, работать вместе с ними — им явно не хватало торгашеской сноровки моего мадьяра; каждый из них получит по двадцать процентов выручки: он — сорок, в противном случае они пойдут на дело сами, будут сбывать товар подпольно и за полцены.