Избранное в 2 томах. Том 2 - [172]

Укладываюсь спать прямо на земле, укрывшись плащ-палаткой. Кажется, я задремал. Но какое-то внутреннее беспокойство подымает меня. Тихо. Над головой синее до черноты небо с редкими серебринками звезд. Но, кажется, оно уже посветлело — время идет к утру. Вижу — в наскоро вырытой саперами в овражном обрыве землянке из-под плащ-палатки пробивается свет. Захожу. Карзов, при свете трофейной плошки, чертит схему боевых порядков полка на основании донесений и схем, полученных из батальонов. Подсаживаюсь рядом, спрашиваю:

— Разведка вернулась?

— Вернулась! — бросает Карзов, не отрываясь от своей работа.

— Ну и как? Уточнили, где у немцев проходит передний край?

— А ты что, хочешь сходить потрубить? — догадывается Карзов. — Не советую. Слишком «ничейка» широка — пока поближе к немцам доползешь… Ночь темная, даже если и не один отправишься — заблудиться недолго. Гастев-то твой заблудился.

— Думаешь, я теперь боюсь?

— Да не думаю. Просто обстановка еще не ясная. Ночью и мы кое-где позиции поменяем, выдвинемся вперед малость. И не везде точно известно, где у немцев передовая. Как разберешь, где тебе с твоей трубой устраиваться? Уж потерпи сегодня.

Утро приходит тревожное: откуда-то справа слышны пушки. Они бьют, как кажется, беспорядочно — то затихая, то звуча громче. Судя по этой канонаде, правее нас, километрах в десяти, идет довольно активный бой. Но напротив нас противник по-прежнему безмолвствует. Однако это не успокаивает настораживает. Мы знаем повадки противника. Когда он ждет наших атак, то проявляет нервозность — постреливает. Когда же сам собирается наступать — затаивается, как зверь перед прыжком.

К полудню, однако, зверь дает знать о себе рычанием: оттуда же, справа, откуда с утра докатывается орудийный гром, доносится, временами все отчетливее, железный, прерывистый, словно переливающийся, гул. Совершенно определенно — это танки. Немецкие. Об этом получено предупреждение из штаба дивизии.

Всем батальонам, роте противотанковых ружей, полковым батареям отдается приказ: подготовиться к отражению танковых атак. Идет на передовую, проследить, как выполняется приказ, Карзов. Уходят и другие штабисты. Меня же Берестов посылает, как тогда, под Тросной, на правый фланг полка, чтобы оттуда я связался с частью, стоящей на левом фланге соседней дивизии, и узнал, какие противотанковые средства она выставит на стыке наших флангов.

Как-то так получается, что к моменту, когда мне надо отправляться, я не могу в охране КП найти свободного автоматчика, которого мог бы взять сопровождающим. Но не беда. Не в первый раз… Дорогу до КП правофлангового батальона я знаю, уже бывал там, а у комбата, когда отправлюсь к соседям, попрошу дать мне в сопровождающие какого-нибудь солдата, чтобы было все, как положено.

…Уже вечереет, когда, выполнив задание, возвращаюсь. У соседей я узнал, что бой идет еще правее, но немецкие танки появлялись и перед ними, пытаясь нащупать в нашей противотанковой обороне места послабее, однажды даже прорвались, но под огнем артиллерии вынуждены были уйти, оставив две подбитые машины.

На подходе к правому флангу нашего полка я отпустил выделенного мне комбатом «оберегающего» солдата и решил на полковой КП возвращаться один, а чтобы прийти скорее — срезать все углы и повороты, шагать полем напрямик, тогда выгадаю километра два-три.

Пройдя примерно полдороги, я понял, что начинаю плутать: сбился, наверное, из-за оврагов, причудливо петляющих, приходится их то обходить, то пересекать, а по некоторым идти низом или краем откоса. Так, петляючи, можно и на «нейтралке» оказаться…

Пересекая меж оврагами ровное поле, совсем безлюдное — на открытом месте вблизи переднего края редко кто рискнет показаться, — я услышал позади себя нарастающий гул мотора, в него вплелось лязганье гусениц. Танк! Откуда он здесь взялся? Наше командование подбрасывает танки, раз уж близко появились немецкие? А этот? Отбился по какой-то причине от своих, теперь ищет?

Танк слышен сильнее. Оборачиваюсь. Вот уже и виден. Идет прямо за мной. Даже прибавил скорость. Останавливаюсь. Может быть, танкисты хотят меня о чем-то спросить, сориентироваться?

Вот танку остается до меня каких-нибудь триста — двести метров. Он идет быстро, в еще ярком предвечернем солнце ослепительно сверкают его гусеницы, отполированные о землю до зеркального блеска. Но почему он не защитного цвета, как все наши, а серый? Запылился? И пушка у него с «набалдашником», как у немецкого… Так это же и есть немецкий!

Ужас охватывает меня. Бросаюсь бежать. А танк, взревев мотором, гонится за мной. Меня хотят раздавить? Взять как «языка»? Бежать, бежать! Но куда? Впереди ни ямки, ни ровика, укрыться негде. Задыхаюсь от бешеного бега. Сердце, кажется, сейчас вырвется из груди и полетит впереди меня, оставив обреченное тело… Спиной чувствую глаза врага, нацеленную в нее пушку и пулемет танка. Стоит немецкому танкисту нажать на спуск…

Тупой рев мотора, бездушное, механическое громыханье гусениц бьют мне в спину, в уши, в затылок, мне не хватает воздуха. Танк уже близко, еще несколько секунд, еще секунда — и все, конец… Закрываю глаза. И вдруг чувствую, что лечу куда-то вниз. Может быть, это то самое ощущение, которое приходит к человеку в последний миг его существования?..