Избранное - [182]
Вот так, внезапно, это и случилось — провал в памяти. Он резко остановился, как будто под ногами у него вдруг разверзлась бездна. Куда, черт возьми, он идет обедать? К кому? Проклятье! Но ведь так не бывает: крепкий, здоровый человек не застывает ни с того ни с сего посреди улицы и не задает себе вопрос: к кому он идет обедать?..
«В здравом уме и твердой памяти». Старая юридическая формула совершенно неожиданно всплыла в мозгу. Меньше чем две минуты назад он полностью отвечал этой характеристике, а теперь что можно про него сказать? Он приложил руку ко лбу, голова его лопалась; он приподнял шляпу, чтобы охладить горевший лоб. Даже странно, как он разгорячился от ходьбы. Все оттого, что он летел как на пожар. В будущем надо не забывать, что спешить вредно. Черт побери, вот и еще что-то надо не забывать!.. Но, в конце концов, из-за чего он так разволновался? У стареющих людей всегда случаются такие секундные провалы в памяти, он не раз замечал это за своими сверстниками. Бодрости и живости ему, конечно, не занимать, но нелепо было бы думать, что его минуют обычные людские напасти…
Так где он сегодня обедает? Постойте-ка, где-то дальше по Пятой авеню, в этом он совершенно уверен. С прелестной… прелестной… нет, лучше пока не делать лишних усилий, надо успокоиться и брести себе потихоньку дальше. Когда он доберется до нужной улицы, он сразу ее узнает, и тогда все встанет на свои места. Теперь он шел неторопливым шагом, стараясь выбросить из головы все мысли. «Главное, — сказал он себе, — перестать волноваться».
В попытке обуздать свою нервозность он постарался думать о чем-нибудь повеселее. «Отклоняет честь скучать…» Пожалуй, сегодня можно пустить в ход эту шутку. «Миссис Джаспер просит оказать честь — мистер Уорли отклоняет честь скучать». А что, недурно. И, кажется, в том доме ее еще не слыхали. Черт побери, как же все-таки их фамилия? Тех, к кому он направляется обедать?..
«Миссис Джаспер просит оказать честь…» Бедная старая миссис Джаспер… У него снова мелькнула мысль, что в прежние времена он не всегда поступал с ней вежливо. Когда тебя рвут на части, простительно иногда и отказаться в последнюю минуту от скучного обеда. Но все равно, с возрастом начинаешь понимать, как такое ненамеренное пренебрежение может причинить обиду, даже боль. А не в его правилах причинять другим боль… Пожалуй, не грех было бы как-нибудь навестить миссис Джаспер днем. То-то она удивится! Или позвонить старушенции и напроситься без церемоний на обед! Ну, поскучает он вечер, от него не убудет, зато она как обрадуется! Да, решено… Когда он доживет до ее возраста, можно себе представить, как ему будет приятно, если кто-то, еще не вышедший в тираж, вдруг позвонит ему и скажет…
Он остановился и медленно, с недоумением поднял глаза на выросший перед ним длинный, залитый светом фасад. Странное совпадение — джасперовский дом. И все окна освещены — видимо, предстоит обед. И что еще более странно — ив этом есть нечто сверхъестественное, — вот он стоит перед дверью, и в эту минуту часы бьют четверть девятого. Ну, разумеется… теперь-то он. ясно помнит: именно здесь, у миссис Джаспер, он и обедает сегодня… Эти легкие провалы в памяти никогда не длятся больше одной-двух секунд. Как он был прав, что запретил себе волноваться по этому поводу. Он нажал пальцем звонок.
«О, боже, — подумал он, когда двустворчатая дверь распахнулась, — какое блаженство попасть с холода в тепло».
Звонок в парадную, раздавшийся в торжественной тишине дома, обеим женщинам, находившимся наверху, показался таким громким, как будто позвонили в соседней комнате.
Мисс Кресс в изумлении подняла голову, а Лавиния со стуком уронила вставную челюсть миссис Джаспер (вторую, более удобную) на мраморный умывальник. Она поспешно проковыляла по комнате и вышла на лестничную площадку. Мансон отсутствовал, а с Джорджем ничего нельзя было предугадать: он мог и перепутать все на свете…
Мисс Кресс вышла тоже.
— Кто там? — прошептала она возбужденно.
Они услышали, как на большой мраморный стол легли шляпа и трость, потом раздался громовой голос Джорджа:
— Мистер Энсон Уорли.
— Он тут, тут! Мне его видно — джентльмен во фраке, — зашептала мисс Кресс, перегибаясь через перила.
— Боже милосердный, помилуй меня! И Мансона нет! Ох, как быть, как быть? — Лавиния так сильно дрожала, что ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть.
«Эта еще почище больна, чем хозяйка», — со свойственной ей холодной трезвостью подумала мисс Кресс.
— Что нам делать, мисс Кресс? Олух Джордж, он уже провел его внутрь. Ну можно ли представить себе такое?
Мисс Кресс знала, какие картины проносились сейчас в голове у Лавинии: при виде незваного гостя у миссис Джаспер ручается второй удар; мистер Энсон Уорли лицезрит ее во всей ее беспомощности и унижении; созываются все родные, они врываются в дом, восклицают, пристают с расспросами, ужасаются, негодуют… И все из-за того, что у старика Мансона память слабеет — как и у госпожи, как и у Лавинии, — и он забыл, что на сегодня назначен один из ее званых обедов. Горе какое!
Слезы бежали у Лавинии по щекам, мисс Кресс знала, что она думает: «Если дочери госпожи уволят его, а они непременно его уволят, куда он денется — старый, глухой, и вся-то родня у него перемерла. Только бы ему продержаться, пока она жива, и получить пенсию…»
Графиня Эллен Оленская погружена в свой мир, который сродни музыке или стихам. Каждый при одном лишь взгляде на нее начинает мечтать о неизведанном. Но для Нью-Йорка конца XIX века и его консервативного высшего света ее поведение скандально. Кузина графини, Мэй, напротив — воплощение истинной леди. Ее нетерпеливый жених, Ньюланд Арчер, неожиданно полюбил прекрасную Эллен накануне своей свадьбы. Эти люди, казалось, были созданы друг для друга, но ради любви юной Мэй к Ньюланду великодушная Оленская жертвует своим счастьем.
Впервые на русском — один из главных романов классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе. Именно благодаря «Дому веселья» Эдит Уортон заслужила титул «Льва Толстого в юбке».«Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселья», — предупреждал библейский Екклесиаст. Вот и для юной красавицы Лили Барт Нью-Йорк рубежа веков символизирует не столько золотой век, сколько золотую клетку.
Впервые на русском — увлекательный, будто сотканный из интриг, подозрений, вины и страсти роман классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе.Сюзи Бранч и Ник Лэнсинг будто созданы друг для друга. Умные, красивые, с массой богатых и влиятельных друзей — но без гроша в кармане. И вот у Сюзи рождается смелый план: «Почему бы им не пожениться; принадлежать друг другу открыто и честно хотя бы короткое время и с ясным пониманием того, что, как только любому из них представится случай сделать лучшую партию, он или она будут немедленно освобождены от обязательств?» А тем временем провести в беззаботном достатке медовый не месяц, но год (именно на столько, по расчетам Сюзи, хватит полученных ими на свадьбу подарков), переезжая с виллы на озере Комо в венецианское палаццо и так далее, ведь многочисленные друзья только рады их приютить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу вошли рассказы Эдит Уортон из сборников разных лет.Примечания М. Беккер и А. Долинина.
В романе «Век наивности», написанном в 1920 г. Эдит Уортон рисует сатирическую картину нью-йоркского высшего общества 70-х годов прошлого века.Вступительная статья А. Зверева. Примечания М. Беккер и А. Долинина.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.