Избранное. Том второй - [10]
- Сами справимся! – сухо отозвался Гордей, не оборачиваясь. Сдвинув уголь, вынул раскалённую добела заготовку, казавшуюся в предрассветном сумраке маленьким метеором, кивнул сыну. Прокопий с радостной готовностью хватил кувалдой по зубилу и, следуя за поворачивающимся в клещах куском металла, стал нещадно его дубасить. Кузнец, где надо, поправлял сына, подстукивал молотком в лад. Вытянув заготовку в обод для тележного колеса, бросил её в горно: оставалось сварить концы.
Панфило прикрыл за собой поплотнее дверь и, заглядывая в лицо кузнеца снизу, заговорщически шепнул:
- Получил я, слышь, весточку от зятя. Поклон тебе шлёт.
- Ишь ведь какой памятливый! – усмехнулся Гордей и окликнул сына: – Заснул, что ли, Прокопий?
- Ишо пишет, скоро в гости наведается, – придерживая парня за руку, торопливо пришёптывал старик, шоркаясь о наковальню.
- Твой зять – твои заботы. Моё дело сторона.
- Это как, слышь, понять?
- А вот так, – сердито пристукнул молотком Гордей. – Ты меня в это дело не впутывай! Однеж у меня скирда сгорела, дак Петьша твой пуда хлеба взаймы не дал, а тут дружка вспомнил. Я вечор изловил двух таких дружков.
- Ты что, Гордей! – не поняв его, попятился старик. – Души в тебе нету, что ли?
Погоди, Прокопий! Ты вот что, старый ворон, остерегайся душу мою трогать. Изъязвлена она у меня! И так по вашей милости подкулачником ославлен, хоть за всю жизнь свою трёх штанов не износил.
Что-то бормоча под нос, старик не по годам шибко сиганул через порог.
Будто сговорившись, один за другим входили мужики. Первым – председатель сельского Совета Вар лам Сазонов. Из-за его спины выглядывала востроносая физиономия Мити Прошихина, хмурое, в сизых прорезях лба лицо Пермина, плутовато щурил выцветшие глаза Коркин.
- Здорово, кузнецы! Как куётся? – перекрывая певучий гул, зычно заговорил Сазонов.
- Что ни удар, то шишка, – проворчал Гордей.
- А вы не торопитесь. Торопитесь, вот и шишки, – приспустил веки Варлам.
- Торопиться ему некуда! – выдвинул сухое плечо Пермин. – Дружки торопились – теперь вон где! А этот ловок – уцелел!
- Ботало ты коровье, Сидор! Прилип репьём – и колешь, и колешь. Сам-то хоть знаешь за что? – с терпеливым недоумением спросил Ямин.
- Спроси иглу, зачем тычет, – разве она ответит? – хохотнул Евтропий. – Колет – стало быть, шьёт.
- Шить-то шьёт, да что выйдет, – чуть приподнял веки Сазонов.
- Что-нибудь необходимо выйдет... Может, как у той девки: шила милому кисет, вышла рукавица, – ввернул Прошихин, намусоливая цигарку.
- Что ни сошью, мне носить, – вспыхнул Пермин. – Ты бы, Митыпа, не встревал в этот разговор, не твоего ума...
- Не подтыкивай меня, Пермин! – Митя в сердцах смял цигарку, рассыпав табак. – Я не хуже тебя активист. В этом деле заслуги имею.
- А с тобой, Ямин, у нас разговор особый! – отодвигая его, хрипло сказал Пермин.
Хоть бы людей постеснялся, – привстал Евтропий. В глазах завечерело. – Совсем уж осатанел!
- Такому дай власть – враз к стенке поставит! – Митя озадаченно сдвинул на затылок шапчонку: не перегнул ли?
- Всему своё время! – пообещал Пермин и выскочил на улицу, оставив на закопчённой стене колеблющуюся тень пламени.
Мгновение все молчали, рассаживаясь по углам.
- Похоронили кого? – под навес, стуча посошком, проковылял Семён Саввич Сундарёв.
- Вроде того, – мотнул головой Прошихин. Шапчонка сдвинулась на лоб. – Где Пермин, там завсегда разлад...
Прокопий дёрнул за рычаг, соединённый с мехами цепкой. Вспорхнули искры.
- Дурное слово кобыле под хвост! – пристукнул костылём дед Семён, устраиваясь на скамеечку, которую кроме него никто не занимал.
- Ладно бы – одно слово, – прикуривая от уголька, задумчиво сказал Коркин. – От слова вред невелик...
- Это как сказать! – возразил Митя. – Слово, оно, конечно, не топор, однако рубануть может за милу душу...
- Наши-то слова дале кузницы не идут, – Евтропий с наслаждением затянулся и выпустил беловатый дым.
- А мне иначе нельзя: из активистов выпрут! – Митя вскинул голову, шапка налезла на самую шишку над бровью.
- Ку-ку! Ку-ку! – прокуковал дед Семён. – Таку птаху знаешь? Не родня тебе?
Митя расхохотался.
- Та хоть в чужие гнёзда не гадит.
Опять заговорила кувалда, вминаясь в железо. Оно ползло по наковальне, изворачивалось, норовя вырваться из щипцов, натужно жаловалось, стонало...
- Четыре раза грабили! – с хрипом опустил голову Ямин. – Напоследок – под метёлку. Ребятишки с голоду пухли... За что?
Сказал вроде бы не к месту, а никто этого не заметил.
- У всех брали... Время такое было, – будто тревожась о чём, беспокойно шевельнулся Сазонов.
Прокопий с силой давнул на рычаг, из горна вылетела тысяча золотых мух. На дальней закоптелой стене стало отчётливо видно деревянные тычки, на которых сохли смолёные тележные колёса, полки со старыми косилочными серпами, коробки с метизами на них.
- Шины тянете? – полюбопытствовал Сазонов.
- Кончил уж... Хочу вот золовцу топор изладить.
- Ловко у тебя выходит! – похвалил Митя вполголоса.
По-прежнему то тягуче, то обрывисто выводил металл.
- У них всё ещё из-за Натальи или другое что? – тихо спросил у Мити Сазонов.
- Из-за её, язви её в рот! Бабы эти – отрава одна! – сплюнул Митя, отвечая на вопрос. – Я вот теперь холостой, дак куда с добром.
В публикуемых в первом томе Зота Корниловича Тоболкина романах повествуется о людях и событиях середины XVII – начала XVIII веков. Сибирский казак-землепроходец В.В. Атласов – главный герой романа «Отласы». Он совершил первые походы русских на Камчатку и Курильские острова, дал их описание. Семён Ульянович Ремезов – строитель Тобольского кремля – главное действующее лицо романа «Зодчий». Язык романа соответствует описываемой эпохе, густ и простонароден.
В новом романе тюменский писатель Зот Тоболкин знакомит нас с Сибирью начала XVIII столетия, когда была она не столько кладовой несметных природных богатств, сколько местом ссылок для опальных граждан России. Главные герои романа — люди отважные в помыслах своих и стойкие к превратностям судьбы в поисках свободы и счастья.
В сборник драматических произведений советского писателя Зота Тоболкина вошли семь его пьес: трагедия «Баня по-черному», поставленная многими театрами, драмы: «Журавли», «Верую!», «Жил-был Кузьма», «Подсолнух», драматическая поэма «Песня Сольвейг» и новая его пьеса «Про Татьяну». Так же, как в своих романах и повестях, писатель обращается в пьесах к сложнейшим нравственным проблемам современности. Основные его герои — это поборники добра и справедливости. Пьесы утверждают высокую нравственность советских людей, их ответственность перед социалистическим обществом.
Новая книга Зота Тоболкина посвящена людям трудового подвига, первооткрывателям нефти, буровикам, рабочим севера Сибири. Писатель ставит важные нравственно-этические проблемы, размышляет о соответствии человека с его духовным миром той высокой задаче, которую он решает.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.