Избранное. Том первый - [14]
То ли ветер, потеряв терпение, задул старательно, то ли, солнца напугавшись, тучи стремительно покатились на запад. За ними по реке волочилась жемчужно-сизая завеса дождя.
Поскрипывали снасти, пузырился кожаный парус, с которого звонко падали на мокрую палубу последние капли, разбиваясь на тысячи крохотных шариков, вновь упруго отпрыгивали и – умирали, впитываясь в то, что принадлежало людям, в самих людей, улыбавшихся просветлому солнцу.
Ширманов, сидевший на корме, как кот жмурился, разглаживал седые щетинистые брови, в рубцах и в глубоких морщинах, как в буераках ручейки, блестела влага. Задубевшая коричневая кожа отвисла к скулам, лицо казалось исчерченным резцом. Глаза, дождём, что ль, омытые, сделались больше, и Володей увидал, что глаза у старого вояки совсем младенческие...
«Как он убивает... с такими глазами? Отец сказывал: «Ширман – воин опытный. Бывал я с им и на Колыме, и на Индигирке. Раз от десяти вдвоём отбивались... Спина к спине стояли...».
Под солнцем приветливей стали и другие, затужившие по близким казаки. Любим, самый голосистый из всех, завёл песню:
– Ой! – нечеловеческим низким и всё-таки мягким голосом подтянул Потап, наклонив над веслом огромную, как ведёрный чугун, голову. Медленно вспухали желваками скулы, вздувались на висках и на шее жилы, а лоб и глаза закрывала свисающая копна волос. Любил петь парень, любил, но стеснялся. А уж если пел, то забывал про всё и дальше согласно и звучно вёл вместе с Любимом:
Теперь и Ширманов не удержался и, подавшись песне навстречу, рванул простуженно гулко, рванул, устыдился столько неуместной громкости, сбавил звук и повёл тихо, тайно, словно нашёптывал девке на завалинке. А тут взвился золотою струной чистый, высокий голос Володея. Песня замерла на мгновение и снова взлетела в заголубевшее поднебесье. И удивлённо замерли прибрежные леса, редко слыхавшие столь складные, стройные звуки.
Река изумлённо откинулась волной к берегам, закачала налитыми плечами.
Что человек русский без песни! Небо без солнца... ночь без луны. Холодно – греет его песня, темно – путеводной звездой мерцает, безнадёжно – родничок омывает болезную душу, и высветляется кровоточащая душа и золотой пчёлкой устремляется вслед за песней. Пока жива песня – не согнуть россиянина, не сломать. В радости, в беде, в неволе, в походах ратных, как крест на шее, носит он на груди песню. Гайтан с крестом мать надела, подарила родимая земля.
Плыви, судёнышко! Правь, старый кормчий! Под плеск волн, под скрип уключин взбирается по синей нитке реки серый паучок-дощаник. Река на север течёт, парус и вёсла гонят дощаник на юго-запад, против течения, но – по жизни, как и должно идти человеку.
Не смог слиться юг с севером, в человеке прошлое с настоящим слилось. Молодой Фёдор оживал в старом Ширмане, беззаботный ещё не испытавший походных тягот, он легкомысленно отмахивался от тревог видавшего виды казака, не слушал его предостережений. Ширман знал: начнись всё с начала, и вновь повторятся его ошибки, его лихие, отчаянные промахи. Может, не так прихотливо изовьётся судьба, а что она изовьётся-искрутится – несомненно.
Молодость глуха к предостережениям мудрой старости. Какая же она молодость, ежели оглядывается на каждом шагу! Жить вполглаза, вполдыхания человеку вольному не под силу. Наказав себе быть благоразумным, в первом же походе он забывает об этом, а на пиру вспомнит и подымет чашу... за чьё-то благоразумие.
Володей грезил, звал песней Стешку. И та бежала, бежала к нему по зыбким волнам, вот только бурун позади дощаника мешал ей дотянуться до борта. Скорее, скорее! Фёдор, подай ей руку! А Фёдор не видит, не слышит Стешку. У него свои грёзы, как свои у Любима и у Потапа.
Сюда, сюда, Стешка! Сюда, ладушка! Наяву грезя, Володей тянется к ней, тянется и не может дотянуться. Склонив голову к плечу, она откидывается назад, и волна уносит её к Якутску. Спрыгнуть бы, побежать бы за ней, ведь не прикован же он к веслу. Не прикован, а крепко держит... Теперь, пока на ногах, – плавать, ходить, скакать на коне по неведомым землям, служить державе. Стешке – ждать, баюкать сына...
Горят ладони от ещё не притёршегося весла, душа горит от воспоминаний. Кем-то рассказанная сказка всплыла в памяти. Сказка о добром молодце, ходившем за тридевять земель. Ходил молодец за молодильными яблоками для старого царя. Нашёл там девицу красную. Я же ради царя убегаю от Стешки.
Представил царя, почему-то толстым и старым, и цветущую длинноногую Стешку, расхохотался.
– Чо тя, водяной шшекочет? – Любим щёлкнул его в побуревший затылок.
– Он.
– Хлопаешь, паря. Стешка блазнится.
Володей досадливо вскинул плечо: мол, не суй нос в дела чужие. Любим с Потапом эту его привычку знали и потому до крайности не доводили.
– А эть я тоже о ей думал... рву из памяти – корни там.
– Хвалилась кума, когда ночь прошла, – пробурчал Володей и подумал о грядущем Стешкином одиночестве, о таких вот Любимах, молодых и статных, которые будут мять подле окон завалину, наговаривать ласковые слова, а оберечь бабу некому: Григорий не из сильных, а Васька мал...
В новом романе тюменский писатель Зот Тоболкин знакомит нас с Сибирью начала XVIII столетия, когда была она не столько кладовой несметных природных богатств, сколько местом ссылок для опальных граждан России. Главные герои романа — люди отважные в помыслах своих и стойкие к превратностям судьбы в поисках свободы и счастья.
В сборник драматических произведений советского писателя Зота Тоболкина вошли семь его пьес: трагедия «Баня по-черному», поставленная многими театрами, драмы: «Журавли», «Верую!», «Жил-был Кузьма», «Подсолнух», драматическая поэма «Песня Сольвейг» и новая его пьеса «Про Татьяну». Так же, как в своих романах и повестях, писатель обращается в пьесах к сложнейшим нравственным проблемам современности. Основные его герои — это поборники добра и справедливости. Пьесы утверждают высокую нравственность советских людей, их ответственность перед социалистическим обществом.
За долгие годы жизни в литературе Зотом Корниловичем Тоболкиным, известным сибирским, а точнее, русским писателем созданы и изданы многие произведения в жанрах прозы, драматургии, публицистики. Особенно дорог сердцу автора роман «Припади к земле», начатый им в студенческие годы, оконченный много позже. В романе заложены начала будущих его вещей: любовь к родной земле, к родному народу. Он глубинный патриот, не объявляющий громогласно об этом на каждом перекрёстке, не девальвирующий святое понятие. В Московском издательстве «Искусство» издан его сборник «Пьесы, со спектаклем по пьесе Зота Тоболкина «Песня Сольвейг» театр «Кармен» гастролировал в Японии.
Новая книга Зота Тоболкина посвящена людям трудового подвига, первооткрывателям нефти, буровикам, рабочим севера Сибири. Писатель ставит важные нравственно-этические проблемы, размышляет о соответствии человека с его духовным миром той высокой задаче, которую он решает.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.