Избранное. Том первый - [102]

— Выбирай получше! — наказывал ему отец перед отъездом. — Денег не жалей, слышишь?

Но вот откуда-то вытолкнули вправду хорошего барана, и Стойко тут же схватил его за рога.

— Сколько за этого? — спросил он, крепко держа крупное упрямое животное.

Окинув барана взглядом, монах испытующе посмотрел на Стойко, опять взглянул на барана и отрезал:

— Восемьсот левов.

Стойко рот раскрыл.

— Ух ты, как дорого!

— Для чего покупаешь? — спросил монах.

— В дар богородице.

— Тогда можно и за семьсот.

Стойко вспомнил наказ отца, да и ждать было больше нечего.

— Ну, берешь, а то некогда мне!

— Ладно, держи! — И Стойко полез за кошельком.

Барана отвели в сторону. Юрталаниха зажгла и прикрепила к его рогам свечку, потом подняла кусок черепицы и из монастырской печи подцепила на него несколько горящих угольков. Осторожно и старательно раздувая их, она вернулась обратно. Потом, посыпав угли ладаном, еще раз подула на них и замерла в смиренном ожидании. Она молилась о том, чтобы святая богородица приняла их дар и защитила от грозящей беды, как оберегала и защищала их до сих пор.

Кусочки ладана растаяли, и тонкие кудрявые струйки ароматного дымка взвились кверху. Юрталаниха подняла черепок и крест-накрест покадила над бараном. Затем поднесла черепок к горящей свече и держала так, пока не догорел весь ладан.

Придерживая животное за один рог и за шею, Стойко молча смотрел на мать и невольно прислушивался к оживленному торгу, который шел за их спиной. Зачем они приносят в дар этого барана и чем может им помочь святая богородица?.. Он догадывался, чем все это вызвано, хотя старики ничего ему не говорили. И был уверен, что обещание дано совсем недавно и не имеет никакого отношения к выдуманной матерью болезни Алекси.

Ладан догорел, угли погасли, со свечи на рога капал горячий воск. Юрталаниха, выпрямившись, трижды перекрестилась, отбросила закоптившийся черепок и махнула рукой:

— Веди.

Стойко погнал животное, вытащил его из людской толпы и передал монаху. Несколько человек сразу накинулись на одуревшую скотину, схватили за рога, смяв догоревшую свечу, и заспорили, кому она достанется.

10

Все в селе заговорили о Севде и Стойко. О том, что они вместе ездили в монастырь, что Стойко среди бела дня, как жених, забегает к ней в гости, судачили женщины у калиток, в гостях, в церкви, на крестинах и посиделках; об этом же толковали мужчины в корчмах и кофейнях.

Но, зная характер Юрталана, лишь немногие верили, что свадьба состоится. И односельчане заранее жалели и Илию Казылбашева, и его красавицу дочь.

— Болтайте что хотите, а дело сделано, — объявил Куцый. — Теперь надо дядю Тодора заполучить, магарыч с него потребовать…

— Юрталаново угощение поперек горла станет! — заметил Делчо Сертлиев, на которого обыкновенно никто не обижался.

— Если что и выйдет из этого, так магарыч скорее Казылбашев поставит, хоть он и бедняк, — вмешался Христо Усталыче.

— А почему б и не выйти? — спросил Куцый с напускной горячностью. — Говорю вам, что дело в шляпе.

— А откуда ты знаешь, уж не от Юрталана ли? — насмешливо спросил Христо, многозначительно подмигивая. Все сдержанно улыбались, отлично зная, что о подобных вещах Юрталан никому ничего не скажет.

— От Юрталана! — отрезал Куцый.

— Слушай, Ганю! — наставительно сказал Делчо, и все в корчме насторожились. — Не вяжись ты с Юрталаном, он мягко стелет, да жестко спать…

— Ну ладно, не кидай тень на человека, — дружески попрекнул его Куцый, — Он уже слово дал, а от слова он не отступает…

Между тем Юрталан никому никакого слова не давал. А если заговаривал порой о женитьбе Стойко, то только с женой. Но Юрталаниха боялась его и на людях не смола рта раскрыть. Напрасно Казылбашиха каждый праздник охаживала Юрталанову родню в церкви, всячески стараясь выпытать, что они намерены делать и не готовятся ли к сватовству. Она подослала двух сватов — расспросить на селе, каковы у Юрталана планы, но так, чтобы тот не догадался. Однако и им ничего не удалось пронюхать.

— Ну как, Севда, — спрашивала Казылбашиха свою дочь, когда та, проводив Стойко, возвращалась в дом. — Ничего не сказал?

— А что он может сказать, мама?

— Долго он к нам гостем будет ходить?

— А как же еще, мама? — Севда делала вид, будто не понимает матери, но и у нее болело сердце.

— Скоро ли женихом станет? Давно пора, все село об этом толкует…

— Ничего не говорит, мама, — грустно отвечала Севда.

— А ты намекала ему?..

— Нет… Да и как намекнуть, когда…

— Поторопи его… так… будто ненароком… как случай подвернется.

— Зачем же его торопить, мама? Он и так все время говорит, что женится на мне…

— Он-то говорит, а вот отец его что думает, это бы узнать.

— Стойко сказал, что по его будет, мать с отцом вмешиваться не станут…

— Эх, молодые все так говорят, а как нажмут на них дома, они и на попятный.

— Стойко не такой! — уверенно отвечала Севда.

Открытая любовь между Севдой и сыном Юрталана была для Казылбашевых тяжелой заботой. Люди не уставали болтать об этом, распускали всякие слухи и ждали. Даже родня Казылбашевых, завидуя, уверяла, что Юрталан не согласится взять сноху без приданого. А Стойко приходил каждый вечер, сидел допоздна, разговаривая о всякой всячине. Только о сватовстве и свадьбе не заикнулся ни разу. Старая Казылбашиха любезно улыбалась и, желая угодить, готовила ужины, один другого сытнее и лучше. «Взялся за гуж, не говори, что не дюж», — успокаивала она себя, устав от страха и тревог. А беспокойство нарастало с каждым днем, надежды иссякали. Многие сверстницы и подруги Севды были просватаны, другие готовились к свадьбе, третьи уже вышли замуж. А что будет, если Юрталаново семейство от нее откажется?