Избранное. Том 2 - [103]

— С рисового поля, отец… — Джигит скользнул взглядом куда-то вбок.

— Значит, из самого лайлуна?..[66] Наверное, был у ботуна[67] должником?

— Кто же другой отправится в это болото?

— Ну, что ж, садись. Подвезу до Дадамту.

— А по какому делу явились к вам эти маньчжуры, дядя? — спросил джигит, усаживаясь на телегу.

— Да что им… Все, наверное, за людьми охотятся, кровососы…

— За какими же людьми?

— Да вроде Ахтама поминали…

— Ахтама?.. — Джигит подавил усмешку. — И что, уже схватили?

— Видно, нелегко заманить такого сокола в клетку…

Некоторое время оба ехали молча, потом возница снова затянул свою заунывную песню.

— А вы, дядя, по говору не из Дадамту родом, — сказал джигит.

— Твоя правда, ука. Родом я из Араустана. Отобрали у меня за долги всю землю: одну половину — бай, другую, чтоб не обидно было, — маньчжурские чиновники. А сам я вот брожу теперь с пустыми руками из кишлака в кишлак. Скоро год, как батрачу в Дадамту у Норуза… Н-но, н-но, шайтан тебя возьми!..

— В Дадамту, кажется, жил один человек… По имени Сетак…

— Жить-то жил, да вот попался в клетку…

— Как ты говоришь, дядя?..

— В клетку попался, говорю. Придумали, будто прятал у себя Ахтама, и дело с концом. Сидеть бедному теперь, если хорошенько не подмажет…

— Когда это все случилось? Вчера?

— Да совсем недавно, нынче ночью. Заперли, беднягу, в амбар у Норуза, где зимой мясо хранят… Э, ука, давай поговорим о другом, и так веселого мало на свете, а тут еще мы разговор завели… Н-но, дочь шайтана!..

Вместе с возницей замолк и его спутник, о чем-то напряженно размышляя. Возчик не обращал на него внимания и только тянул свою песню.

— А я-то думал — заночую у Сетака, да, видно, не придется…

— Где уж там… Ты посмотри, посмотри-ка на эту лентяйку: почуяла, что стойло близко, и шагу прибавила… Эй, хитрая тварь!.. Недаром говорится: каков хозяин, такова и скотина…

— Что ж делать?.. У меня и знакомых вроде больше тут нет… — Джигит выжидательно посмотрел на возницу.

— Если так, можешь в моем «курятнике» переспать, ука.

— Вы что, во дворе у хозяина живете? — не понял джигит.

— Где там, неужели эта хитрая лиса Норуз станет держать семью работника в своем доме?

— Тогда, может, возьмете меня на конюшню? Я и лошадей покормить помогу.

— Дело твое, ука. Только ничего хорошего там не увидишь, кроме вонючего навоза…

На том и порешили. Немного спустя телега остановилась, въехав во двор.

Староста Норуз никому не доверил своих гостей, сам принял на себя все хлопоты. Единственный, кто пришелся бы сейчас впору, был его сын Бахти, но этот гуляка куда-то запропастился, и Норуз один бегал из гостиной на кухню и обратно. Было выпито уже изрядно, у солдат заплетались языки. Норуз умел приголубить гостя — правой рукой подносил пайджану вино, левой придвигал закуску, пуховые, шелком шитые подушки подкладывал большому гостю под бока.

Но когда, казалось, дело шло к концу и пайджан опрокинул в рот последнюю чарку, дряблая кожа на его лице вдруг стянулась в густые морщины, и он бросился на Норуза.

— Ой, ой, пайджан, чем я прогневил вас?.. — залепетал растерявшийся Норуз.

— Хочу… спать… с бабой… — обалдело прохрипел китаец.

— Господин дарин, где же я найду бабу в полночь?.. Пускай сначала рассветет, господин дарин…

— Синку!..[68] — вопил пайджан.

Норуз с робкой надеждой посмотрел на солдат, но те лишь громко хохотали, потешаясь над своим начальником, и продолжали глушить водку.

Пайджан скандалил, требуя женщину, пока Норуз кое-как не утихомирил его, наобещав с три короба; он сам раздел его и уложил спать, — не всякая мать так заботливо укладывает в колыбель свое дитя. Наконец и солдаты повалились и захрапели прямо возле покрытого объедками стола.

Норуз вышел из дома — продышаться и заодно взглянуть на лошадей. Он сам отправил всех людей в поле, оставив при себе только уже знакомого нам работника. Но не то по забывчивости, не то для собственного ободрения — безмолвие и темнота обступили его со всех сторон, — проходя по двору, Норуз крикнул:

— Эй, кто здесь?..

Ему никто не отозвался. Наверное, возница тоже залег в своей конюшне и спал, бездельник, мертвым сном. Однако Норузу померещились чьи-то осторожные шаги.

— Эй, кто тут?.. — снова закричал он, боязливо озираясь.

И в тот же момент из темноты перед ним вырос незнакомый силуэт.

— Ты… Ты кто?.. — спросил, слегка заикаясь, Норуз.

— Тот самый, кого вы ищете.

— Ты… Верно, сам шайтан занес тебя сюда…

— Может, и шайтан… Теперь узнаешь меня?

— А… А-хтам… — испуганно выдохнул Норуз.

— Вот так… Значит, ты меня еще помнишь?.. Ну, что же ты стоишь? Свяжи меня и передай солдатам, а?.. Что ты хотел сделать с дядюшкой Сетаком?

— Это… Это не я, аллах не даст мне солгать… Я ни при чем… — бормотал Норуз, отступая от Ахтама, и вдруг диким голосом закричал: — Эй!.. Сюда!.. Убивают!..

Железные пальцы сдавили ему шею, приподняли, встряхнули легонько и опять вернули на землю. Норуз покорно позволил снять с себя шелковый пояс и сам сложил за спиной руки, тотчас затянутые тугим узлом.

— Одно слово — и считай, что ты на том свете. Понял?..

Подтолкнув Норуза вперед, Ахтам вместе с ним прошел в гостиную. Солдаты спали — хоть стреляй их поодиночке на выбор. Ахтам запер дверь изнутри на крючок, собрал ружья с боеприпасами и приступил к делу: каждому солдату заткнул тряпкой рот, связал руки, потом сложил всех вместе, как поленья, и перетянул одной веревкой. У Норуза, который наблюдал за всем этим, душа окончательно переселилась в пятки.