Избранное. Том 2 - [137]

– Но в произведениях Шукшина нет политических лозунгов и призывов – он обращался к глубоким внутренним чувствам, душе...

– У него болела и кровоточила душа за то, что происходило вокруг. Например, в рассказе «Кляуза» Шукшин описывает ситуацию, случившуюся с ним в больнице. К нему пришли друзья, поэт Виктор Коротаев и писатель Василий Белов, а стоящая у входа женщина, хотя это был приемный день, дала понять, что они должны вручить ей какую-то мзду. После публикации рассказа в «Литературную газету» приходили сотни писем с обвинениями в адрес Шукшина, что он оболгал советское здравоохранение. Сколько он пережил и как гнобил себя, читая эти письма... Попытался представить трансцендентный уровень этого случая, выход человека за пределы своего «Я»: «Как помочь, что сделать в такой ситуации?» Тогда-то и горело его сердце, а в таких ситуациях он оказывался очень часто.

Что такое настоящая литература?

Именно такой спор состоялся недавно в редакции. Привычно занимая категоричную позицию, я отстаивал точку зрения, что талант либо есть, либо его нет. Однако пришлось принять к сведению и другую позицию, достаточно широко бытующую в наше время: все имеет право на существование, поскольку вкусы у всех разные... С просьбой рассудить нас и сказать, какими качествами должна обладать «настоящая литература», обратились к Станиславу Ломакину.

– Редактирую альманах «Арион», где публикуются талантливые авторы, в том числе студенты, аспиранты, профессора, члены Союза писателей. Иногда задумываешься над тем, что если бы в современные журналы свои стихи послали Пушкин или Лермонтов, их бы отвергли. Сам иногда задумываюсь – что может быть критерием гениальности?

Возвращаясь к Шукшину – у него было много недругов. Даже такой выдающийся писатель, как Константин Симонов, грубо говорил: «Ну что такое эта «деревенщина»? Шматок сала». Вспоминая о поступлении в институт кинематографии, Василий Макарович говорил: «В какой уголок не зайду, все говорят красиво, эстетично...» Он действительно чувствовал себя деревенщиной и говорил, что до поры до времени опускался на дно реки, потом выныривал, пробивал головой корку льда, оглядывался и видел вокруг «гениев». Он делал это еще и еще, пока не обнаружил, что уже находится вровень со многими.

Напрашивается параллель. В «феноменологии духа» один из величайших умов мира Гегель писал, что философ время от времени должен опускаться на дно реки, затем всплывать, осматривать действительность и снова уходить в свой индивидуальный, экзистенциальный мир, чтобы осмыслить увиденное и услышанное. Нечто подобное написал и Шукшин. Удивляешься, и об этом я пытался написать в своей книге, тому резонансу, который вызывали его произведения. Поэт Ольга Фокина писала: «Сибирь в осеннем золоте. В Москве – шум шин. В Москве, в Сибири, в Вологде дрожит и рвется в проводе: «Шукшин... Шукшин...» Либерал и демократ Евгений Евтушенко писал о Шукшине: «В искусстве уютно быть сдобною булкой французской, но так не накормишь ни вдов, ни калек, ни сирот. Шукшин был горбушкой с калиною красной вприкуску, черняшкою той, без которой немыслим народ».

Продолжая говорить о признаках гениальности, делюсь со Станиславом Константиновичем своим мнением: Шукшин отличается от той когорты писателей, которых традиционно считают «деревенщиками». Он выбивается из общей массы, так как близок и высоколобым интеллектуалам, и народу. В нем, несмотря на деревенское происхождение, присутствует высокая культура, он не производит впечатления «закомплексованного колхозника» с очень узким представлением о мире. Было ли это качеством людей той эпохи, когда и рабочие люди находились под флером культурной среды, модно было читать, много знать?..

– Он очень много читал, – рассказывает Станислав Ломакин, – гвоздем открывал в школе шкаф с книгами, читал под одеялом с лучинкой и однажды чуть не сгорел... Соседка надоумила его мать Марию Сергеевну пожаловаться эвакуированной из Ленинграда учительнице, мотивируя это тем, что «в соседней деревне один дочитался до желтого дома». Учительница составила ему перечень нужных книг. В армии он читал в офицерской библиотеке, где библиотекарь тоже составила ему свой список. В институте кинематографии советы «что читать» Шукшину давал уже Михаил Ромм... Поразительная начитанность вместе с его знанием жизни дали сплав, заставляющий погружаться в шукшинские рассказы, как говорится, «с головой», пока не дочитаешь книгу до конца. Каким-то особенным образом он строит слова... Были писатели, которые ушли в небытие, несмотря на то, что ими зачитывались, но интерес к Шукшину существует до сих пор – его читают во всем мире, а книги не залеживаются на полках магазинов. Значит, идеи, которые он проповедует, не увядают ни во времени, ни в пространстве.

Нравственность есть правда

– Пользуясь его же языком – народ как-то измельчал... А герои Шукшина остаются, живут? Есть они еще в глухих русских деревеньках?

– Конечно! Вот один из его лучших рассказов «Алеша бесконвойный» – и сейчас можно найти таких персонажей, которые вобьют себе в голову: «Не буду работать в субботу, в субботу только баня». Он особым образом раскладывает поленья, смотрит на них и рассуждает: «Вот вы там хотите, чтобы все люди жили одинаково... Два полена и то сгорают неодинаково, а вы хотите, чтоб люди прожили одинаково!» Таких персонажей сколько угодно: беседуешь иногда в каком-нибудь Абатском районе с комбайнером и думаешь: «Господи, тебе бы дать знания, тебе государством можно управлять». Потому что мыслит интересно, нестандартно.