Избранное. Том 1. Сон в начале тумана - [4]

В портовом кабачке Джон Макленнан быстро нашел своего будущего хозяина Хью Гровера, почти земляка, владельца торговой шхуны. Капитан, он же и судовладелец, был родом из Виннипега и, подобно Джону, заразился морем еще в юношестве, наслушавшись рассказов своего дяди, который когда-то плавал по Гудзонову заливу. Хью Гровер оказался единственным наследником дяди, когда тот умер, упав возле своего дома прямо на зеленеющий газон, подстриженный собственноручно всего лишь несколько минут назад.

На корабле, заполненном разношерстной командой, большинство из которой даже не могли припомнить, где их родина, Джон сразу же занял привилегированное положение, и, хотя по штату капитану помощника не полагалось, Джон стал им, а кроме того, и ближайшим другом Хью Гровера.

Все шло прекрасно. Пробираясь на север, вдоль побережья Ледовитого океана, делая короткие остановки для торговли с аборигенами, Хью и Джон мечтали поставить рекорд и достичь устья далекой сибирской реки Колымы. Это было бы событием в истории мореплавания по русской Арктике, и имена Джона Макленнана и Хью Гровера могли быть увековечены на карте, подобно именам Франклина, Фробишера, Гудзона и других великих белых, покорявших снежную тишину.

Увлекшись славой первооткрывателей, Хью и Джон не слышали ропота команды и позабыли про календарь, который неумолимо отсчитывал дни короткого северного лета.

За проливом Лонга, когда устье великой сибирской реки уже было совсем рядом и на воде то и дело попадались принесенные ее течением стволы таежных деревьев, искалеченные волнами, на горизонте появилась внешне безобидная, однако самая страшная, какая только может быть в Ледовитом океане, белая полоска.

Только тогда пришел в себя капитан Гровер и круто положил штурвал, повернув назад «Белинду».

К вечеру белая полоска превратилась в ясно видимое ледяное поле. Капитан приказал поднять паруса и крикнул в машинное отделение, где стоял Джон, чтобы выжали всю мощность, какая только могла быть в стареньком моторе.

Трое суток шли безостановочно, удирая от неумолимо надвигающегося ледяного поля. По вечерам, когда тьма опускалась над морем и льда не было видно, сердца моряков наполнялись надеждой, что удалось уйти от гнавшейся за ними белой смерти.

Но утром, едва занимался бледный рассвет, начинал светиться светлее утреннего неба лед и стоявшие в удрученном молчании моряки слышали далекий треск и шорох льдин.

Вскоре лед догнал «Белинду» и заключил в свои объятия. Теперь корабль двигался вместе с ледяным полем, не имея ни возможности пристать к берегу, ни изменить курс.

Ни машина, ни парус теперь не были нужны. Скорость «Белинды» зависела от скорости северо-восточного ветра, который гнал ледяное крошево к Берингову проливу. Корпус судна трещал, но еще держался.

Оставалась единственная надежда, что лед вынесет судно на чистую воду Берингова моря через пролив. Эта надежда крепла с каждым днем, но когда до желанной цели осталось совсем немного, всего лишь сутки хорошего хода, лед стал на виду у мыса Энмын, и корабль прижало к припаю.

— Будем зимовать, — мрачно сказал капитан Гровер. — Не мы первые, не мы последние. Хорошо, хоть туземцы на берегу есть.

Однако отношения с туземцами завязывались туго. Дикари никак не могли поверить, что на корабле нет вещей для обмена, что все давно выменяно, что трюмы заполнены тюками с песцовыми шкурками и моржовыми бивнями.

Среди туземцев был человек, который немного говорил по-английски. Он был чем-то вроде старшины или вождя, но почему-то обитатели хижин не оказывали ему никаких видимых почестей: казалось, что уважение к этому человеку было основано на чем-то ином. Звали его Орво. В отличие от других труднопроизносимых имен местных жителей, имя Орво звучало вполне сносно, и не надо было ломать язык, как, скажем, когда Джон пытался произнести имя его дочери — Тынарахтына.

Орво посеял надежду среди мореплавателей, высказав предположение, что может еще подуть южный ветер и отжать лед от берега, открыв путь к Берингову проливу.

Намеки на перемену погоды появились позавчера. Началась легкая подвижка льда, и прямо по курсу судна появилось длинное широкое разводье, трещина от которого почти вплотную подходила к «Белинде».

После короткого совещания решено было попробовать расширить перемычку взрывчаткой.

Матросы пробили во льду шурфы.

Ранним утром, после завтрака, Джон Макленнан спустился на лед. Постояв недолго возле борта и полюбовавшись разгорающейся зарей, он медленно двинулся к ледяным шурфам, неся в руках взрывчатку со шнуром. Он вложил в шурфы большие бумажные патроны, закопал их и для верности крепко притоптал. Отвел в сторону шнуры и поджег главный. Голубой огонек, шипя, побежал к заряду.

Джон отошел к судну и уселся на ропак. Он мысленно отсчитывал секунды. Раздался один взрыв. Против ожидания он был какой-то глухой и слабый. Но лед дрогнул. Джон почувствовал ногами, как едва заметно заколебалось, казалось бы, навечно припаянное к скалистому берегу ледяное поле. Три других взрыва были погромче. После каждого грохота на Джона сыпались ледяная пудра и мелкие осколки.

Джон ждал пятого взрыва. Интересно, что сделала взрывчатка с трещиной? Стала ли трещина шире, как предполагали они с капитаном Гровером? Однако незачем было смотреть, пока не прогремит пятый взрыв.