Избранное. Том 1 - [80]

Шэн Шицай еще несколько мгновений не поднимал прикрытых, опухших от бессонных ночей век, потом бросил взгляд на Цю-сылина. Старый генерал, тощий, длинный — на пол-аршина выше прочих поднималась его голова, похожая на голову кобры, — непоколебимый упрямец с тонким голосом кликуши, считал себя мудрее и дальновиднее остальных и потому обычно много и охотно советовал. Однако сегодня он почему-то сидел молча, будто в полусне. Возможно, его мучил застарелый геморрой… Лю Бин собрался было что-то сказать, но Шэн Шицай резко поднялся с места, быстро подошел к карте Восточного Туркестана на стене. Остальные, как выслушивающие урок подмастерья, выстроились за спиной дубаня.

— Сейчас отряды Ма Чжунина сосредоточились в Аксу, — Шэн Шицай ткнул пальцем в кружочек на карте. — Очевидно, неприятель намеревается привести в порядок свои силы и подготовиться к контрнаступлению. Надо не позволить встать на ноги ослабленному противнику…

— Шэн-дубань прав, — прозвучал голос Цю-сылина. Словно дрофа, важно переставляя длинные ноги, генерал приблизился к карте и продолжал: — Если мы, не давая передышки Ма Чжунину, загоним его в Кашгар и столкнем с Сабитом, то одной палкой легко убьем двух зайцев.

Цю-сылин прошествовал к столу и сел на место. Всем своим видом он, казалось, высокомерно призывал: «Делайте, как я говорю!» Шэн Шицай с ненавистью взглянул на тестя, бесцеремонно прервавшего его речь и произнесшего именно то, что собирался сказать он сам. «Я еще припомню твою „мудрость“, старый черт, устрою тебе родник на месте носа, — злобно подумал он. — Тешься пока…» И, будто ничего не произошло, заговорил:

— В любом из двух случаев — в Аксу ли, в Кашгаре ли — ударим по Ма Чжунину. Мы уберем его со сцены, и в этом деле нашим союзником станет Ходжанияз. Но нельзя считать противника слабым. Ма Чжунин опытный и боевой командующий. Поэтому требуется делать все быстро и основательно. И самое главное — любыми средствами не допустить союза Ма Чжунина с Сабитом-дамоллой!

Последние слова Шэн Шицай произнес с особой силой и внимательно посмотрел на начальника разведки. Чжао Ян понимающе склонил голову: «Я так и действую».

— Если, — продолжал Шэн Шицай, — Ма Чжунин приберет к рукам Сабита-дамоллу, он получит в распоряжение пять миллионов уйгуров Наньшаня. Это очень опасная угроза для нас, смертельная! — Глаза Шэн Шицая гневно сверкнули на почтительно молчавших слушателей. Сделав круг по комнате, дубань снова остановился возле карты. — К зиме нужно очистить от врагов Южный Синьцзян и навести там порядок! Для этого, во-первых, Лю Бину немедленно выехать в Кульджу и наладить работу военно-административных учреждений; бывших белых русских под командованием Па-сылина[34] и военные отряды местного населения отправить через перевалы Муздаван и Юлдуз-таламат на Аксу; богатый Илийский округ сделать материальной базой, обеспечивающей передовые отряды. Во-вторых, Ван-цаньмоучжану наступать с главными силами через Карашар и Курля на Аксу — поход против Ма Чжунина важнейшая из задач.

Закончив говорить, Шэн Шицай обвел взглядом участников совещания, словно спрашивая: «Еще какие есть предложения?» Предложений не было, все единодушно согласились с дубанем, потому что Шэн Шицай прочно утвердил свою военную власть в большей части Синьцзяна — в Илийском, Тарбагатайском, Алтайском, Урумчинском, Кумульском и Карашарском округах — и вместе с тем с помощью «чистки» от настоящих и возможных соперников укрепил административный режим. Его слово стало законом. И прошедшее «совещание» было лишь видимостью, на деле оно имело цель узаконить намерения Шэн Шицая. Так начинались первые шаги на пути становления нового «вождя».

2

На одной из заселенных китайцами улиц появилось новое учреждение. Высокие серые стены с натянутой поверху колючей проволокой ограждали его от любопытных глаз. Через боковую калитку днем время от времени входили и выходили люди в военной форме. Черные же, окованные железом ворота были закрыты всегда. О загадочном учреждении простые горожане толковали по-разному:

— Это склад пороха и военного снаряжения…

— Нет, здесь золотая казна.

— Мало того, что ворота крепкие, так в башнях-паотаях пулеметы поставили…

— А я думаю, и не золото там. Для него есть банк, верно? Сюда, я слышал, будут сажать убийц…

Что бы там ни говорили, но перед черными воротами прохожие вздрагивали, как бы опасаясь самих себя.

Однажды вечером черные ворота распахнулись, и во двор въехали четыре крытых грузовых автомобиля. Урумчинцы привыкли издавна лишь к слабому тарахтенью двуколок и запряженных ишаками тележек зеленщиков, поэтому оглушительный грохот четырех моторов и нестерпимо яркий свет фар были восприняты как необычное происшествие, привлекшее внимание всех, кто оказался поблизости. Было видно через окна и раскрытые двери домов напротив, как из кузовов машин высаживали людей с обмотанными головами и связанными за спиной руками. Никто из наблюдавших не знал, что это за люди и почему их постигла такая участь…

Черные ворота снова открылись через несколько дней, ночью, и в освещенный двор рысью въехало больше десятка всадников, каждый с двумя маузерами на перекрещенных ремнях. Они окружали верхового в накидке, с серебряными шпорами на гладких сапогах, восседавшего на великолепном коне, сурового и, похоже, жестокого. Он быстро соскочил на землю, бросил повод сопровождающим и направился к дому. Четверо маузеристов остались во дворе с лошадьми, остальные пошли за своим начальником.