Избранное - [9]

Шрифт
Интервал

— Нет, нет, Витя, и не думай! Никто, уверяю, никто так не подумал! — Егор с нежностью смотрит на Витю: «Эх ты, старый. Молчишь. Каешься, наверное, что слезу пролил. Опустился до сантиментов. По глазам, рожа, вижу».

— Может быть. День, знаешь, какой-то дурацкий. По инерции и мысли дурацкие, — Витя восстанавливает на лице порядок: сгоняет неуместную для волевого человека грусть, бесстрастно замирают морщины, холодеют глаза.

Переполненный благодарностью к Вите, счастливый тем, что с ним дружит такой человек, Егор расхаживает по комнате, собирается высказать нечто путаное, нежное, преданное, но, боясь испортить минуту, молчит.

Потом он все-таки отправляется к Вере, но о первоначально задуманном разговоре — ни слова. А только о Вите: «Какой он — вот такой парень!»

Егор вспоминает различные случаи из студенческого житья-бытья, и герой каждого из них — опять же Витя. Витя, Витя, Витя! — этакий безудержно-восторженный гимн товариществу, в котором, конечно же, женщины мало что смыслят.

Вера смеется:

— Удивляюсь, почему это я еще с тобой, а не убежала к Вите.

Руки ее на плечах Егора.

Пожалуй, можно подумать и о себе.

Возвращается Егор часа в два ночи в прекрасном расположении духа, ровным счетом ни о чем не думая. Витя не спит, что-то читает. Поглядев на блаженно расплывшуюся физиономию Егора, говорит:

— Все понятно. Се хощет лира восхищенна… Та-та-тарата-та-та-ра…

В комнате — сонная, густая тьма, а за отворенным окном — свечение остывающего августа.

Егору решительно не спится, а отчего — он и сам не скажет: течение ночи едва покачивает его, и, подобно отдыхающему пловцу, с задумчивою настойчивостью разглядывает звезды, удаленную к ним ветку тополя, сквозящую звездную пыль, которую легко спутать с дымно-прозрачной тенью от жаркого костра.

«Вот ведь какой славный был день. И с Витей давно так не говорили. И с Верой так легко было. Конечно, она согласится замуж. Чего же свататься — смешно, право. Нет, мне до неприличия везет. Свински, баснословно. Нет, все очень славно, просто замечательно», — это еще не в точности передает состояние Егора, вот-вот возникшее. В действительности же он испытывает такое острое, сладкое и необъяснимое удовлетворение своею жизнью, что одновременно присутствует и в прошедшем и в будущем, и с затаенным дыханием ощущает теперешнюю ночь…

— Скажите, вы можете представить, что мы знакомы сто лет?

— Попробую.

— Так вот, милая Варенька…

— Тогда уж Верочка…

— Да, да, конечно. Сто лет знакомы, а я все путаю. Конечно же, мы на «ты»? За последний век ведь ничего не изменилось?

— Нет, я по-прежнему молода и беспечна, милый Сережа.

— Егор, всего-навсего, Егор, Верочка. Итак, мы встретились, стоит выпить и поговорить. Невероятная новость: я развелся в четвертый раз…

Это год назад, в пятом часу пополудни, на автобусной остановке «Правый берег» Егор пристает к прекрасной и разговорчивой незнакомке. Он только что с поезда, небрит, в пыльных кедах и несвежей ковбойке, этакий развязный и легкомысленный транзитник, убивающий время.

Но в автобусном соседстве спокойно-зеленые глаза, внимательно изучающие его, сосредоточенный, высокий лоб, мимолетные блики на тяжелой косе, влажно-смуглая впадинка под нижней губой, легкий пушок на щеках, густо зарозовевших под влиянием жары. Егор уже смущен, уже стыдится недавнего зубоскальства, с неожиданной силою пожелав, чтобы это знакомство случилось по-другому, где-нибудь не на людях, не наспех, чтобы оно не заглохло в праздной болтовне, а длилось и длилось, и кто знает, что бы из этого вышло. А проклятый, задубевший от неловкости язык продолжает нести околесицу: «А где ютятся молодые специалисты? Конечно, в раю, в шалашах?» И — как удар по потному затылку: «А я могу проводить. Я там живу».

Уныло взбирается Егор на пологий пригорок, попутно размышляя: «Вот дурак, так дурак. Теперь хоть не встречайся. Без смеха смотреть на меня нельзя будет». Вера, видимо, представляет его мысли о вышедшем конфузе и негромко смеется:

— Я соседка спокойная, несварливая.

В дальнейшем — вечерние общежитские чаи, зимняя луна, упругие холки сугробов, сухой шелест берестяных завитков у подножий берез, пустынно-синяя лыжня мимо редкого багула, санки с гор, молодеческая дурь — все быстрее, стремительней и — бах! — прогулки вдвоем, дальние городские концы, тихие улочки, снежные обвалы с потревоженных лиственниц, морозно-яблочный привкус губ, восторг, сумасбродство — господи, да что уж там. И тогда же прелесть воспоминаний, может быть, более нужных ему («Ты знаешь, я маленькой кудрявая была. И меня дразнили: «Курчавый баран, не ходи по дворам», «В восьмом классе с девчонками пойдем на каток, нарочно без коньков, и видим, как наши мальчишки к раздевалке мчатся», «А однажды маком сырым объелась, так, правда, спать очень хотела»), тогда же — страшная Верина ангина, длительные кроссы в аптеки, бешеная погоня за каким-то редким лекарством, ее чужое, горячее лицо, опустевшие, не для него, глаза и его мучительство над такими глазами, что болезнь все вытравит, выжжет, следа не оставит.

Почему-то он со всем соглашается: и как она судит, и как рядит, как думает о цветах, о книгах, о людях и о собаках — во всем, во всем он с ней согласен, и не потому, чтобы доставить ей приятность, а из какого-то безоговорочного щемяще-радостного безволия.


Еще от автора Вячеслав Максимович Шугаев
Странники у костра

Герои этой книги часто уезжают из дома; одни недалеко, как в повести «Мальчики из Майска», другие за тридевять земель (повесть «Странники у костра»), чтобы оглянуться на свои дни — так ли живут? — чтобы убедиться, что и в дальних краях русские люди деятельны, трудятся азартно, живут с верой в завтрашний день. А Иван Митюшкин из киноповести «Дмитровская суббота» вообще исколесил всю страну, прежде чем нашел свою судьбу, свою горькую и прекрасную любовь. И сам автор отправляется в поля своего детства и отрочества (рассказ «Очертания родных холмов»), стремясь понять ностальгическую горечь и неизбежность перемен на его родине, ощутить связь времен, связь сердец на родной земле и горячую надежду, что дети наши тоже вырастут тружениками и патриотами.


Русская Венера

Рассказы, созданные писателем в разные годы и составившие настоящий сборник, — о женщинах. Эта книга — о воспитании чувств, о добром, мужественном, любящем сердце женщины-подруги, женщины-матери, о взаимоотношении русского человека с родной землей, с соотечественниками, о многозначных и трудных годах, переживаемых в конце XX века.


Дед Пыхто

Дед Пыхто — сказка не только для маленьких, но и для взрослых. История первого в мире добровольного зоопарка, козни коварного деда Пыхто, наказывающего ребят щекоткой, взаимоотношения маленьких и больших, мам, пап и их детей — вот о чем эта первая детская книжка Вячеслава Шугаева.


Рекомендуем почитать
Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик

Сборник статей, подготовленных на основе докладов на конференции «Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик» (2017), организованной журналом «Новое литературное обозрение» и Российской государственной библиотекой искусств, в которой приняли участие исследователи из Белоруссии, Германии, Италии, Польши, России, США, Украины, Эстонии. Статьи посвященных различным аспектам биографии и творчества Ф. В. Булгарина, а также рецепции его произведений публикой и исследователями разных стран.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.