Избранное - [67]
Он посмотрел в ее черные огромные глаза — вот взять все бросить, отрубить — и в самом деле уехать! Как жутко и как просто!
— Вместе? — Он опять заглянул, углубился в ее глаза. «Да, просто — взять и уехать. И вот эти глаза все время будут рядом, и все время будешь так же в них тонуть». — Я подумаю, Маша.
— Хорошо. — Она еще постояла. — Только знайте, я очень серьезно это сказала.
— Я знаю.
Он представил, как они будут жить вдвоем, в каком-то городе, занятые с утра до вечера друг другом, и как его будут терзать приступы острой тоски по ребятишкам. «Ладно, уедем, брошу семью, тайгу, городским стану. И поймет она: любить-то некого! Не за что. Ведь здесь она любит потому, что здесь у меня что-то есть: дом, работа, какое-то уважение. А все оставлю — буду пустым, бесполезным человеком. Другую жизнь прожить надо, чтоб девчонки в тебя влюблялись. Или хотя бы то, что осталось, — по-другому. Но пока-то ничего нет. Весь я тут. И разлюбит, разлюбит сразу!»
Он вернулся домой. В комнате стонала Елизавета Григорьевна — поползала по снегу и слегла. Нина, подпершись ладонью, сидела в кухне у окна, серая, безразличная, и даже не слышала, как захлебывается слезами Лизка.
Юрка бросился к отцу, замахал, запросился ручонками: возьми, мол, но Трофим, занятый собой, буркнул: «Отстань!» — и, неосторожно шагнув, сшиб Юрку. От его крика Трофим отрезвел и испугался: «Да как же это я! Мальчонка стосковался, отца ему надо, а я колода бессердечная!» Он схватил Юрку, обнял, поцеловал: «Сыночка, сыночка. Не сердись, прости». К черту все, к черту! Запутался, сына родного чуть не затоптал!
Трофим бросился к Нине:
— Нина, Нина! Боюсь я ее.
Она вздрогнула, не поверила, но он говорил и говорил. Оттаивали у нее, опять плакали глаза. Она прижалась к нему.
Ночью он думал: «Маше скажу: не могу. Не такого тебе любить. Ты молодая — скоро забудешь. Выправишься».
23
К понедельнику твердо задуманное прощальное объяснение с Машей уже не казалось Трофиму столь необходимым. «Не поверит. Скажет: я же вас люблю. А я скажу, что нет. Однако не скажу. И уехать с ней не могу. Жалко-то как ее! Ох, беда!»
Он заглянул в бухгалтерию, Маши не увидел, спросил у главбуха Василия Игнатьича, где она.
— По какому-то делу отпросилась. Скоро придет. Ты бы оставил девку в покое. Как лучиночка стала. Удивляюсь, что она в тебе путного видит? Воистину, любовь зла…
— Ты чего это? — Трофим даже не разозлился — так неожиданно осмелел вечно пугливый, вечно ежившийся Василий Игнатьич.
— Из-за тебя работника такого потеряем! Было бы из-за кого! Жалко девчонку, жалко. — Василия Игнатьича пробрал маленький аккуратный пот — выступил на верхней губе, на висках: все-таки боязно с Пермяковым связываться.
— Ну, разговорился! Плешь нажил, а правила не знаешь: не суйся, куда не просят! — Трофим хлопнул дверью, ушел к себе, но настоящей злости не испытал — не то, что раньше, когда из-за пустячной, пусть и справедливой колкости мог на дыбы встать, разоряться целый день. «Однако он прав. Было бы из-за кого. Только почему это работника потеряем? Она же не уезжает. А может, собралась уже. Меня ждала — и айда побыстрее. Хотя у нее же подписка на два года. Нет, не может все так просто кончиться. Да, прав Василий Игнатьич: жалко девчонку… Что-то я теперь со всеми соглашаюсь. Все у меня правы. Кто хошь подомнет, а мне защищаться совестно стало».
Трофим не знал, что в воскресенье Нина выбрала минуту, сбегала к Антонине Зуевой, и между ними произошел следующий разговор:
— Нет, нет, Тоня. За чай не сяду, по делу пришла.
— Садись, садись. Чай — делу не помеха.
— Ты ведь у нас председатель женсовета?
— Вроде я. Как избрали, с тех пор никто не выгонял. Да ведь организация такая — про председательство забудешь. Совет весь по домам сидит, мужиков обхаживает. А тебе чего?
— Надо бы эту девчонку-то отправить отсюда. Ей срок — через два года уезжать, а если женсовет вмешается, хоть завтра подпишут.
— Чтоб, значит, ни глаза, ни душу не травила? Слушай, Нинка, вот мы с тобой счас одни: было у них что-нибудь с Трофимом?
— Не было. Точно знаю.
— Он, поди, уверял? Мужики же врут — не хочешь, поверишь. Вон Федя мой покойный, еще в городе жили. Я его, считай, на месте преступления накрыла. Пока с зазнобой его счеты сводила, он домой убежал, разделся, спит будто. Я вернулась — и за него. Он уперся: не был я там, и все тут. Верь, не верь, а убедил ведь меня! Такое у меня чувство стало, будто все это мне примерещилось…
— Тоня, ну дак как? Вызови ты ее на женсовет, внуши — и с протоколом к директору промхоза.
— И тебе ведь придется быть. Заявление-то твое будем разбирать. Ты давай-ка, напиши его счас. — Антонина подала бумагу и ручку.
Позже Антонина не поленилась, обошла квартиры женсоветчиц, предупредила. Зашла и к Маше. Сказала, что есть заявление Нины, что завтра разбирательство, прямо с утра, в помещении загса.
— А если не приду?
— Хуже будет. Сами придем в контору, всем гамузом.
24
И вот заседание женсовета. Антонина за столом, на привычном законном месте, осталось ей только встать и сказать: «Любовь вам да совет», — но нет молодоженов, заветная книга в сейфе. По одну сторону стола сидит Маша, по другую — Нина, а перед ними суровые, жестокие, истовые лица домохозяек, входящих в поселковый женский совет.
Герои этой книги часто уезжают из дома; одни недалеко, как в повести «Мальчики из Майска», другие за тридевять земель (повесть «Странники у костра»), чтобы оглянуться на свои дни — так ли живут? — чтобы убедиться, что и в дальних краях русские люди деятельны, трудятся азартно, живут с верой в завтрашний день. А Иван Митюшкин из киноповести «Дмитровская суббота» вообще исколесил всю страну, прежде чем нашел свою судьбу, свою горькую и прекрасную любовь. И сам автор отправляется в поля своего детства и отрочества (рассказ «Очертания родных холмов»), стремясь понять ностальгическую горечь и неизбежность перемен на его родине, ощутить связь времен, связь сердец на родной земле и горячую надежду, что дети наши тоже вырастут тружениками и патриотами.
Рассказы, созданные писателем в разные годы и составившие настоящий сборник, — о женщинах. Эта книга — о воспитании чувств, о добром, мужественном, любящем сердце женщины-подруги, женщины-матери, о взаимоотношении русского человека с родной землей, с соотечественниками, о многозначных и трудных годах, переживаемых в конце XX века.
Дед Пыхто — сказка не только для маленьких, но и для взрослых. История первого в мире добровольного зоопарка, козни коварного деда Пыхто, наказывающего ребят щекоткой, взаимоотношения маленьких и больших, мам, пап и их детей — вот о чем эта первая детская книжка Вячеслава Шугаева.
Книга о Вацлаве Гавеле принадлежит перу Михаэла Жантовского, несколько лет работавшего пресс-секретарем президента Чехии. Однако это не просто воспоминания о знаменитом человеке – Жантовский пишет о жизни Гавела, о его философских взглядах, литературном творчестве и душевных метаниях, о том, как он боролся и как одерживал победы или поражения. Автору удалось создать впечатляющий психологический портрет человека, во многом определявшего судьбу не только Чешской Республики, но и Европы на протяжении многих лет. Книга «Гавел» переведена на множество языков, теперь с ней может познакомиться и российский читатель. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Имя князя Дмитрия Ивановича Шаховского (1861–1939) было широко известно в общественных кругах России рубежа XIX–XX веков. Потомок Рюриковичей, сын боевого гвардейского генерала, внук декабриста, он являлся видным деятелем земского самоуправления, одним из создателей и лидером кадетской партии, депутатом и секретарем Первой Государственной думы, министром Временного правительства, а в годы гражданской войны — активным участником борьбы с большевиками. Д. И. Шаховской — духовный вдохновитель Братства «Приютино», в которое входили замечательные представители русской либеральной интеллигенции — В. И. Вернадский, Ф.
Паша Ангелина — первая в стране женщина, овладевшая искусством вождения трактора. Образ человека нового коммунистического облика тепло и точно нарисован в книге Аркадия Славутского. Написанная простым, ясным языком, без вычурности, она воссоздает подлинную правду о горестях, бедах, подвигах, исканиях, думах и радостях Паши Ангелиной.
Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.
Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.