Избранное - [108]

«И как такое могло случиться?» — проговорил кто-то в толпе.

«Он вор. Деньги у нас украл», — крикнул я, полагая, что слова произведут впечатление на толпу. Но не тут-то было.

«Как они его отделали! Просто жуть!» — заметил кто-то.

«Жуть да и только!» — подхватили все в один голос.

«Это с ним случилось при попытке к бегству», — возразил я.

Всего несколько человек в толпе были за нас. Какая-то женщина проговорила:

«Так ему и надо. Все они воры».

Но большинство решило: несмотря ни на что, так зверски избивать его мы не имели права.

Я снова возразил:

«Да не мы его так избили. Это он сам свалился с откоса при попытке к бегству».

Какой-то старик заметил:

«Известное дело — при попытке к бегству. Знаем, знаем. Раньше так расстреливали — при попытке к бегству».

Я был по горло сыт этими упреками и совершенно без сил. Я, собственно говоря, рассчитывал на совсем другой прием. Естественно, без фанфар, но все же я ожидал, что нас хотя бы похвалят за то, что мы поймали преступника. Повернувшись к старику, который сказал, что раньше так расстреливали при попытке к бегству, я заметил:

«Вас ведь при этом не было, как вы можете знать?»

Мы отвели Каневари в караульное помещение. Там за барьером сидел полицейский. Увидев итальянца с распухшей губой и с запекшейся кровью на лице, который с нашей помощью проковылял по комнате, полицейский воскликнул:

«Черт возьми! Здорово вы его отделали».

Он пододвинул итальянцу стул, тот сел, опустил голову, и мне показалось, что сейчас его опять станет рвать. Но этого не произошло.

«Здорово отделали», — повторил полицейский.

Штрассер заметил, что, наверно, не помешает вызвать врача. Дело в том, что ночью и во время переезда итальянца несколько раз рвало, поэтому стоит вызвать врача. Теперь полицейский уже не был столь любезен, как прежде.

«Всему свое время, — возразил он. — Вначале давайте разберемся с деньгами».

Штрассер положил на стол конверт и сказал:

«Вот они. Мы их у него забрали».

Полицейский внимательно пересчитывал купюры, перекладывал их из одной кучки в другую, причем каждый раз поворачивал их таким образом, что голова изображенного на банкноте мальчика оказывалась сверху. Я помогал считать, заметив при этом, что и Каневари, подняв голову, мысленно пересчитывал разложенные на столе деньги.

Закончив подсчет, полицейский сказал:

«Значит, из этой суммы вам причитается шестьсот. Остальные он, видимо, стащил в другом месте».

«Весь вопрос — где?» — заметил кто-то.

«Это выяснится в ходе следствия».

Он положил шесть купюр рядом с остальными и сказал:

«Вам только придется расписаться в получении», — и, чуть сместившись на стуле, наклонился к пишущей машинке. Тут его взгляд упал на итальянца, впервые с того самого момента, как тот поднял голову и уставился на лежавшие перед ним деньги.

Вдруг, словно напоровшись на какое-то препятствие, полицейский застыл в крайнем удивлении. Несколько секунд он пристально смотрел итальянцу в лицо, потом перевел взгляд на Штрассера, потом снова на итальянца. И наконец изрек:

«Что за наваждение, черт возьми? Кто это?»

«Каневари», — проговорил Штрассер.

«Нет, это не Каневари. Это не мой Каневари. Это не он».

Услышав такие слова, все мы, разумеется, были крайне удивлены. Это вообще не укладывалось в нашем сознании — вот тебе и раз, как это не Каневари?

«Кто же это тогда, по-вашему?» — спросил Штрассер, что и в его устах прозвучало весьма неубедительно.

«Понятия не имею», — проговорил полицейский. В его интонации послышались еще менее любезные нотки.

«Во всяком случае, мы схватили его в горах, в теллибоденской хижине, — вмешался в разговор Артур, — и свои деньги мы у него нашли».

Однако полицейский дал понять, что ему абсолютно наплевать, где мы его нашли. Лично он может с определенностью утверждать лишь то, что это не Каневари. А с этим человеком его ничего не связывает. И кроме того, в таком виде он просто не может его принять. А вдруг у него обнаружатся какие-нибудь внутренние травмы. Если он примет его в таком виде, потом ему придется все самому расхлебывать, а нас тогда ищи-свищи. Он, может, и закрыл бы на все глаза, если бы сейчас перед ним сидел настоящий Каневари, а не этот вот, совсем незнакомый человек, который не имеет ни малейшего отношения ко всей истории.

«Мы, разумеется, искали не конкретно Каневари, — проговорил несколько обескураженный Штрассер, — а похитившего наши деньги вора. Мне все равно, как его зовут. Главное, чтобы мы получили наши деньги. И на этом вопрос для нас исчерпан».

Теперь полицейский не на шутку рассердился. И вообще, что это за постановка вопроса, уже давно никто не разговаривал с ним таким тоном, в конце концов он тоже человек, как все. Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы выложить деньги до официального закрытия дела. Ведь вся эта история раскручивается через него, поэтому, случись какая-нибудь ошибка, все застопорится, и виноват будет он. Он, а не господин учитель. Вы только посмотрите, какой у него жалкий вид, такое впечатление, что он в любой момент может свалиться со стула. За все время к нему еще ни разу не доставляли людей в таком состоянии, и сейчас он первым делом попытается найти врача, чтобы тот его осмотрел.