Избранное - [112]

Не теряя времени, я одевалась. Бенце сказал, чтобы я взяла машину, он будет меня ждать и сегодня все равно не выберется на Балатон.

— Нет, нет… Нет, дорогой. Возможно, я не вернусь… так скоро. Ведь ты дал мне такое право.

Каждое мое слово было точно удар ножом в его сердце. Этого я и добивалась. Раньше он оскорбил меня своим высокомерием, теперь я оскорбляла его.

Закончив свой туалет, я вышла к нему. В окно я видела, что такси уже стоит перед домом.

— Ну вот, Бенце. Ты вел себя необычайно благоразумно. Не знаю, что будет дальше… Потом узнаю. Но ты проявил порядочность, спасибо за это. Ты откровенно признался, что эгоист и нуждаешься во мне чисто эгоистически, но, в сущности, это мне льстит. Вот и все, пока я не могу придумать ничего умней.

17

Пишта уже ждал меня. Он выбрал для встречи людное тесное кафе. Я влетела туда и у всех на глазах поцеловала его в губы, отчего он страшно сконфузился, а я, не садясь за столик, сказала, что мы немедленно пойдем куда-нибудь в другое место.

Люди вокруг смеялись. Пишта был какой-то скованный и немного сердитый. Пока он расплачивался со старшим официантом, я выпила коньяку. Для того чтобы объясниться с Пиштой, мне необходимо было выпить. В трезвом виде не очень-то решишься на подобное объяснение.

Мы вышли на улицу, и я остановила такси. Пишта пробовал возражать, но я не обратила на это внимания, села в машину, вообще вела себя как последняя дура. Пусть принимает меня такой, какая я есть, думала я. Мы поехали в Обуду и зашли там в какой-то ресторанчик, где было так же много народа, как всюду, но это уже не имело значения. Я заказала уйму всяких закусок.

Когда официант ушел, Пишта сказал:

— Эва, это нелепо. Не паясничай.

— Да ну! Я хочу тебе нравиться.

— Для этого тебе ничего не надо делать. У тебя взвинчены нервы, ты какая-то ошалелая. Понимаю, дома у тебя неприятности. Что поделаешь! Но усугублять их глупо. Забудь обо всем.

— Ладно, уже забыла. Я поцеловала тебя, потому что люблю, и привезла сюда, чтобы мы посидели вместе, потому что люблю тебя. Вот почему я мчалась к тебе, вот почему я поцелую тебя еще, если ты разрешишь.

— Ну хорошо, — засмеялся он.

— Как хотелось бы мне приготовить для тебя фаршированный перец, — сказала я, перелистывая меню. — Чтобы он зарумянился в большой кастрюле. Сделать к нему томатный соус и, главное, положить туда побольше черного перца. Вкусно получится?

— Очень вкусно.

— И еще многое мне бы хотелось. Но сначала я расскажу… — Подошел официант, я послала его за бутылкой вина и потом закончила фразу: — Сначала расскажу, о чем я договорилась с моим мужем.

— Ни о чем. Я и так по тебе вижу.

— Совсем ни о чем или кое о чем, уж как мы на это посмотрим.

И тут я объявила Пиште, что Бенце не согласен на развод, вот в чем суть дела. Он пожал плечами.

— Что же из этого следует?

— Не знаю. Я не разбираюсь в законах о браке, И, кроме того, меня ничуть не волнует проблема супружества. В сущности, жаль, что…

Он так странно взглянул на меня, что я осеклась и замолчала.

— Эва, меня мало интересует, что сказал твой муж, — заговорил немного погодя Пишта. — Главное, что скажешь мне ты.

— А что я могу сказать?

— Подожди, я думаю, было так: твой муж сказал, что не даст развода, и, очевидно, сказал еще… да, я думаю, сказал еще: он, мол, не возражает, если ты на время уйдешь ко мне.

— Да, что-то в этом роде. Ты очень умный. Откуда ты все знаешь?

— Нетрудно догадаться, Эва, дорогая, я люблю тебя. Ты красивая, тонкая, умная женщина, желанная для меня, в общем все… Да разве мог я мечтать о чем-нибудь лучшем? Ты будешь со мной, пока тебе не надоест.

— Не слишком ли ты груб и прямолинеен?

— Если так, боюсь, я буду еще более грубым и прямолинейным.

— Ну и будь, мой милый. Не беда.

— Как не беда? Наоборот, беда. Неужели нам быть любовниками на час? Чтобы ты только приходила ко мне и наша связь скоро прервалась. Ну что ж, мне и такое лестно. В конце концов, редкий мужчина может похвастать тем, что его любовница — столь блестящая женщина.

— Брось, многие вправе этим похвастать. Эка невидаль!

— Отложим разговор до завтра, — примирительно сказал Пишта. — Или до послезавтра. Глупо в таком возбужденном состоянии обсуждать серьезные вопросы.

— Да, глупо, но в таком возбужденном состоянии мы невольно выкладываем правду.

— Ну что же, выкладывай.

Тут к нам опять подошел официант, подал вино, потом мы обсудили, какие блюда заказать, это заняло еще какое-то время.

Мы сидели в саду ресторанчика, и с платана, простершего над нами ветки, на наш столик упала отвратительная гусеница и принялась по нему ползать. Сняв с пальца кольцо, я потрогала им гусеницу, она попыталась пролезть через него, я оттолкнула ее, она снова попыталась.

— Муж сказал мне, — медленно и четко проговорила я, — что я трусиха и с ним все равно не порву. Он уверен в своей победе.

— Ты трусиха? Так он сказал?

— Да.

— И ты с этим…

— Я не смогла ему ничего возразить, — прервала я Пишту. — Посмотри на эту гусеницу. Она противная, мерзкая! Неужели я трусиха?

Я положила гусеницу в рот и стала ее разжевывать. Сначала мне показалось, что тут-то и пришел мне конец. Но ничего подобного. Я проглотила гусеницу и запила ее глотком вина.