Избранное - [22]

Чойнхор глубоко вдохнул прохладный воздух. Прежде был он темен и слаб, как человек, которому не одолеть горного перевала выше конского седла. Теперь нет больше бессловесного батрака Чойнхора, живущего хозяйскими подачками. Есть свободный арат Чойнхор! Как поведет себя гулба? Сейчас он подобрал когти, временно затаился, поэтому надо держать ухо востро. Рассказать ли Балджид, о чем говорилось на курсах? Наверно, не стоит, она дочь своего отца, не поймет.

Внезапно Чойнхор увидел вдали какое-то животное. Присмотрелся — волк пожирает задранного козленка. «Ах ты, зверюга!» — выругался Чойнхор и, пустив коня рысью, помчался прямо на него. Злобно ощерившись, зверь пустился наутек. Бежал тяжело, высоко вскидывая зад. Чойнхор решил преследовать его. Прикинул — до гор еще с десяток верст, он наверняка догонит отяжелевшего зверя. Правда, ружья у него нет, но кнут с тяжелой ручкой из эбенового дерева — хорошее оружие.

Чойнхор страстно любил охоту, а тут перед ним был волк — заклятый враг скотовода. Ему и прежде приходилось охотиться на волков, но с одним кнутом — ни разу. Лошадь быстро настигла зверя. Но едва он занес кнут для удара, зверь прибавил ходу. Стоило Чойнхору настигнуть волка, как тот несколькими огромными прыжками уходил далеко вперед. Чойнхор кричал до хрипоты, пытаясь криками напугать зверя. Вконец разозлившись и войдя в азарт, он изо всех сил гнал коня. Волк оглянулся. Изо рта у него шла пена. «Еще верста такой гонки — и конец волку», — подумал Чойнхор. И вдруг случилось невероятное. Волк увидел старый сарай на покинутом летнике и бросился туда. Из открытой двери на Чойнхора смотрели блестящие глаза. «Вот так смотрел на меня гулба на выборах», — невольно подумал Чойнхор. Волк не собирался выходить из своего убежища. Охотнику пришлось спешиться. Чойнхор Привязал лошадь и, выдернув из забора кол, осторожно приблизился к сараю. Он во что бы то ни стало должен помериться силой с диким зверем. Волк щерился, скаля огромные зубы. Человек замер на месте, но отступать было нельзя, достаточно проявить слабость, попятиться, как волк непременно набросится на тебя. Едва подумав об этом, Чойнхор с громким криком замахнулся колом, и волк вонзил зубы в дерево. В то же мгновение Чойнхор с силой обрушил рукоять кнута на волчью морду. Зверь упал. Человек добил его несколькими ударами и вздохнул с облегчением. Зверь был крупный. «Ну и дурак же я, столько времени потратил, — пожалел охотник. — Странное существо — человек. Увидел зверя и давай преследовать». А между тем могло случиться и так, что одолел бы зверь. Об этом не думалось в пылу погони.

Чойнхор долго провозился, снимая с волка шкуру, и вернулся домой уже под вечер. В стойбище он застал привычную картину. Девушки поили скот и громко переговаривались. Дети катались на санках с гор, матери звали их домой. Над юртами поднимались дымки. Изо рта животных шел белый нар. На сердце Чойнхора потеплело. «Так мы, скотоводы, и живем. Вот и свой скот у бедняков появился. Казалось бы, чужое добро присвоили. Да нет, богачи в свое время народ хорошо пососали. А Чултэм-бэйсе не обеднеет».

Он повел коня к водопою и столкнулся с Балджид.

— Чему вы научились на своих курсах, уважаемый начальник? — с насмешкой спросила она. — Доказал отцу, что золото на самом деле обернулось медью, и исчез. Только помни, это тебе даром не пройдет.

— На курсах я кое-чему научился. Может, и ты хочешь поучиться, могу помочь!

Балджид хотела было ответить резкостью, но тут взгляд ее упал на волчью шкуру.

— Когда ты убил волка?

— Только что, по дороге домой. Загнал его и прикончил, пусть не мешает жить добрым людям.

— А если бы волк тебя задрал?

— Кому я нужен?

Балджид вытащила ведро из колодца и вылила воду в ледяную колоду.

— Пои лошадь-то!

Чойнхор уловил в ее голосе игривые нотки и быстро сказал:

— Ну и здорово же я по тебе соскучился!

— Коли так, приходи после ужина к нашему сараю, где сено, и жди меня.

Она засмеялась. Чтобы Чойнхор да упустил случай! Такого прежде не бывало. Но сейчас он решил поступить иначе.

— У меня все силы на волка ушли, — грубо бросил он ей.

9

Стояла морозная ночь 1924 года. Окно дома, где разместилось управление хошуна Биндэрья-Ула, было освещено. В холодной, нетопленной комнате, подавленные горем, сидели люди, как миллионы других людей в разных концах земного шара. Созвездие Семи Старцев[37] могло бы рассказать о глубокой скорби, охватившей и сердца жителей далекой скандинавской деревушки, и простых аратов хошуна Биндэрья-Ула. Горе сплотило весь мир в эти суровые зимние дни.

В помещении хошунного управления висел на стене портрет Владимира Ильича. Вырезанный из какого-то журнала или газеты, он был обведен черной рамкой и наклеен на кусок кумача. Под портретом горели две свечи. Люди сидели тихо, никто и не вспоминал о куреве. Наконец Очирбат стянул с головы шапку и встал.

— Товарищи, сегодня до нас дошла горькая весть — двадцать первого января скончался великий Ленин, вождь мирового пролетариата. Наше правительство, весь наш народ глубоко скорбят. Почтим же молчанием память вождя.

Все встали, обнажив голову. Очирбат достал из-за пазухи лист бумаги.