Избранное - [145]

— Учитель! Тяжелое это дело — учеба за границей. И сколько нужно приложить усилий… — Он сделал паузу в ожидании ответа.

— Действительно, если бы не было Дэчина, мы сами ничего не смогли бы сделать, — с благодарностью вставила Цэрма.

— Разве в этом году так мало дали мест по нашей специальности? — осторожно поинтересовался профессор.

— Всего три. И что вы думаете — заявлений оказалось десять… Пришлось повторно принимать экзамены, учитель.

— Хороших-то ребят много было?

— Да что там говорить… Но с нашим Ульдзийсайханом конкурировал один сельский паренек. — И он подмигнул.

Цэрма, которая только и ждала этого момента, заметила:

— Да что могут знать сельские ребята.

— Вообще-то этот паренек окончил школу на «отлично». Я попросил его дать монгольское, русское и латинское названия белены черной и определить ее химический состав. Он посмотрел на гербарий, сказал, что у них этот цветок называют «яндагом», и на этом иссяк. Учитель! Разве у «хар-лантанза» есть еще местное название? Я что-то не слышал.

Профессор немного помолчал и ответил:

— Паренек-то, оказывается, из Селенгинского аймака.

— Да, кажется, он говорил, что из тех мест, — удивленно ответил Дэчин.

— А ты откуда узнал, что он из Селенгинского аймака? — настороженно спросила жена.

— Там этот цветок так называют. Для выпускника школы, конечно, слишком трудный вопрос, но наш чемпион наверняка бы и одуванчика не назвал, — сказал профессор и погладил сына по голове.

Услышав эти слова, жена резко изменилась в лице и выпалила:

— Что это ты портишь настроение мальчику? Вместо того чтобы радоваться и благодарить, несешь какую-то чепуху. И что ты за человек? Между прочим, это твой сын ответил на вопрос, которого не знал тот паренек, и получил заслуженную пятерку. Не ты же его экзаменовал…

— Наш Ульдзийсайхан действительно отвечал бойко и уверенно, — похвалил Дэчин.

Профессор не стал с ними спорить. Глядя на него, трудно было понять: то ли он о чем-то думал, то ли дремал, откинувшись на сиденье. Когда они подъехали к дому, таксист пробурчал:

— Семьдесят восемь тугриков.

— Заплати-ка ты, — повернулся Дондок к жене.

Жена порылась в сумке.

— Мы так торопились, что я забыла кошелек. Сейчас сын сбегает, а вы подождите немного.

Но Дэчин, обращаясь к Цэрме, сказал:

— Не нужно вам торопиться… Я сейчас поеду в институт и сразу за все расплачусь.

— Разве ты не зайдешь к нам? — удивился профессор.

— Учитель, я вечерком забегу, а сейчас хочу немного поработать. Отдыхайте, до свидания!

Счетчик снова заработал, и машина выехала на многолюдную улицу…

* * *

В пятикомнатной квартире профессора Дондока, где он спокойно прожил много лет, сегодня творилось что-то невероятное. Летело на пол и вдребезги разбивалось все, что годами копилось и бережно сохранялось в этой семье. От истошного крика дребезжали оконные стекла. Жена профессора, багровая от злости, как тигрица металась по квартире. Она влетала то в одну, то в другую комнату, осыпая мужа градом ругательств. Так в бессильной злобе мечутся муравьи, когда разоряют их дом.

— Таких, как ты, я еще не видела! Словно твой сын тебе неродной! Вместо родного, слышишь, родного сына отправить за границу черт знает кого! Где это видано?! Не ты эту рекомендацию выбивал, а мы вдвоем с сыном. Сколько это нам стоило трудов и мучений! А ты!.. Ты!.. — не могла подобрать слов Цэрма.

Дондок молчал, словно тот институтский каменный лев. Может, в душе он признавал свою вину, а может, и оправдывал себя — кто знает.

На другой день после приезда Дондок беседовал с ребятами, которые отправлялись на учебу за границу по его специальности. В этом ничего необычного не было, так как он делал это каждый год.

Возможно, он присматривал среди них достойного себе преемника… На этот раз его внимание привлек Зорикт, тот паренек, который провалился на повторном экзамене. Профессор и не заметил, как проговорил с ним больше часа. Такое не случалось с ним, даже когда он беседовал со студентами, и сейчас он почему-то почувствовал себя неловко.

Дело, конечно, было не в одних знаниях: их можно получить на лекциях. Но то, что человек знает сверх программы, — это уже от таланта, от способности дерзать и смело мыслить. И не каждый юноша обладает этим. Те же, кому это дано, должны обязательно учиться, в этом профессор был убежден.

Жена все не унималась. Крика матери не выдержал и сын: он появился в дверях комнаты с книжкой в руках и проворчал:

— Мама! Замолчи! Голова кругом идет, не даешь почитать.

— Это еще что! Я тут за тебя заступаюсь, а ты туда же! Отец всю твою жизнь испортил… дорогу тебе закрыл. Неужели ты не можешь понять этого? Заграница твоя прахом пошла! Какой позор! Людям как смотреть в глава, а?! Лежи теперь в своей душной комнате, как сурок, и не показывайся людям на глаза. Еще профессором называется! Не профессор, а черт какой-то! — Цэрма смерила взглядом мужа, потом сына и ушла в другую комнату, хлопнув дверью. Сын, ничего не сказав, вернулся к себе в комнату и подумал: «Пожалуй, я ни в одной книге еще не читал о такой сварливой женщине».

Дондоку изрядно надоела ругань жены, и он попытался думать о чем-нибудь другом. Однако память невольно возвращалась к той беседе с сельским пареньком. «Ты говорил, что твои родители работают в госхозе. Значит, ты с детства должен хорошо знать земледелие. Как ты думаешь: что нужно было бы сделать, чтобы при наименьших затратах труда собирать богатый урожай?» — вспомнил он свой первый вопрос. Паренек, казалось, готов был ответить сразу, но потом вдруг почему-то задумался. Интересно, что же он скажет? Не только выпускники школ, но и студенты обычно отвечали ему: нужно вносить удобрения в почву. Он и сейчас почти не сомневался, что этот паренек не составит исключения. И что же? Он погладил волосы и смущенно заговорил: «Я вот что думаю. Пшеница — это растение однолетнее… По-моему, если сделать ее многолетней культурой, то и затраты труда, естественно, уменьшатся». Он сказал то, что и не каждому ученому придет в голову. Профессор был приятно удивлен. У нею сразу поднялось настроение, и он подумал: «Вот такие-то мысли дороже золота стоят».