Избранное. Семья Резо - [5]

Последние страницы романа пронизаны спокойной и мудрой философией, характерной для реалистического творчества Эрве Базена. Старый, опустевший дом семейства Резо продается на слом, и сын Жана Резо — Обэн — последний раз звонит в колокол, который некогда оглашал округу своим характерным звоном, призывая обитателей усадьбы домой. «Время будет течь дальше и без колокола и без нас, — грустно размышляет Жан Резо… — Я знаю: это мой родной край. Каким бы будничным он ни казался, чего бы мы ни натерпелись в нем от своих родственников, место, где мы открыли глаза на мир, незаменимо».

Да, можно порвать связи со своим родом, своим социальным кланом, но нельзя отречься от родной земли, от отчизны. Такой вывод также напрашивается из последней главы третьего романа о семье Резо.

Думается, наших читателей может привлечь в этой трилогии, как и во всем творчестве Базена, не только разящая, беспощадная критика буржуазного общества, но и нетерпимость автора к человеческим порокам вообще, так же как и отстаивание далеко не абстрактных гуманистических ценностей, таких, как любовь и уважение к человеку, вера в него, душевное благородство и доброта. И в этом заключено огромное воспитательное значение творчества Эрве Базена — качество, которое всегда было присуще настоящей большой литературе.

Хотелось бы сказать несколько слов и о языке Эрве Базена. Продолжая и развивая лучшие традиции французского реалистического романа, писатель показывает пример подлинного новаторства в области художественной формы, стиля произведений. Язык Базена, на редкость яркий и образный, вобрал в себя все особенности современной французской лексики и идиоматики, всего, что присуще живому французскому языку: мы встречаем здесь и профессионализмы, и арго, и неологизмы, зачастую созданные самим писателем. Его описания лаконичны, даже скупы, но чрезвычайно выразительны и нередко поэтичны.

Тема семьи, проблемы, возникающие между супругами, между детьми и родителями, которые занимают столь важное место в последнем романе трилогии о Резо «Крик совы», с разных сторон исследуются и в других романах Эрве Базена, таких, как «Ради сына» (1960), «Супружеская жизнь» (1967), «Анатомия одного развода» (1975). Но, подвергая внимательному анализу отношения в семье, конфликты, в ней вызревающие, Базен отнюдь не выступает в роли этакого бесстрастного летописца семейных нравов, он всегда предстает перед читателем как человек со своей четко выраженной позицией, как человек, обеспокоенный разладом, царящим в этой так называемой ячейке общества, что по-своему свидетельствует о неблагополучии всего общества в целом. Пассивность и равнодушие глубоко чужды писателю, да и характеры его привлекают сильные, активные. Бунтарь, человек-борец, отстаивающий свое человеческое достоинство, свои права, — вот кто интересует Базена, будь то Жан Резо, или туземцы с затерянного в океане острова, не могущие примириться с жизнью в «обществе потребления» («Счастливцы с острова Отчаяния», 1970), или мужественная девушка-калека Констанция Орглез, не желающая сдаваться и поддерживающая более слабых («Встань и иди»). Не случайно последний роман сравнивали с такими книгами советских писателей, как роман Николая Островского «Как закалялась сталь» или «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого.

Может быть, именно эти тенденции в творчестве Базена в какой-то степени объясняют появление такого на первый взгляд несколько неожиданного для писателя произведения, как «И огонь пожирает огонь» — остро злободневной повести на актуальную политическую тему. В связи с этой повестью мне хочется вспомнить еще об одной беседе с писателем, состоявшейся во французской столице в конце 1970 года. Я только что вернулся в Париж из кратковременной поездки в Чили, куда меня вместе с группой других представителей крупнейших газет мира пригласило правительство Народного единства на торжества, посвященные победе сил демократии. При встрече с Базеном я поделился с ним впечатлениями от пребывания в Сантьяго. Особенно заинтересовал писателя рассказ о короткой беседе с президентом Альенде на приеме во дворце Монеда. Во мне боролись тогда смешанные чувства: я находился под сильнейшим впечатлением от всенародного ликования, порожденного благотворными переменами, происходившими в тот период в Чили, но в то же время, как у многих из нас, у меня вызывал какую-то смутную тревогу даже сам вид чилийской армии, весьма напоминавшей гитлеровский вермахт. Извинившись за банальность вопроса, мы спросили Альенде, не испытывает ли он, как и мы, такое же чувство тревоги: ведь слишком часто во многих странах Латинской Америки реакционное армейское офицерство играло роковую роль в судьбах демократии. «Я понимаю ваше беспокойство, дорогие друзья, — ответил президент. — Но мне хочется верить, что в Чили этого не случится».

— Дай-то бог, — откликнулся на мой рассказ Эрве Базен. — Нам всем хочется этому верить.

«Нам всем» в устах писателя означало: всем сторонникам демократии и социального прогресса, которые повсюду горячо желали свободолюбивому чилийскому народу успехов на избранном им пути.