Избранное - [176]

Шрифт
Интервал

— Ты где лазил?

— Везде: Красный, Серый, Апука, Лиман, Грозный, Сомнение… везде. Вчера уже в полночь закончили и попадали.

— Ночью не пошел, не спешить?

— А куда спешить? — вздохнул Володя. — На каменухе много не возьмешь, да и путина через неделю кончится… как-нибудь муру провожу последние дни. Не хочу команду мучить. Медведей погоняем где-нибудь.

— А возле Крещенного Огнем?

— Там не стал, там грунты ненадежные.

— А я туда и иду. Раньше ее там много было, и в последние годы там никто не рыбачил.

— Да нет, братка, — опять вздохнул Володя, — если бы она была, то понемногу она бы везде была.

— Но ведь камбала постоянная рыба… на одном месте живет. Она же далеко не может уйти.

— Думаю, пустое дело ты задумал.

Еще один шанс — а их у меня ведь совсем немного — надежды выбил у меня Володя, еще сомнительней стала моя затея. Мне стало тяжко. Скоро парни встанут… что же делать? Идти с Володей ко всему флоту? Тогда зачем потратил почти двое суток на переход, жег солярку, бил машину…

— Идем, идем назад, пока не влетело нам?

— Да нет, Володя, буду до конца. — Мне было тяжко до невозможности, прямо не по себе. — Ну! Вперед, хромоногие!

— Что ты сказал? — спросил Володя. — А? Ну, если что найдешь, свистни.

— Ясное дело.

— Пока.

— Пока.

Дал полный ход и положил сейнер курсом на Крещенный Огнем. Вперед, хромоногие! А вообще-то хотелось забыться и уснуть.

Вот и мыс Крещенный Огнем, уже полстаметровая изобата, скоро будет гряда донных скал. Море тихое и молчаливое… сам же мыс с обломанной, выщербленной вершиной… в какие-то времена здесь произошел страшный бой между корякскими племенами — по этой причине этот мыс и называется так. Любопытно, из-за чего же они протыкали копьями или простреливали из винчестеров друг друга? Из-за денег, разумеется, точнее, из-за собственности — мехов, пастбищ, оленьих стад, — как и все, впрочем, войны. Возможно, шаманы или вожди не поладили, а из-за чего можно не поладить? Тоже из-за этого, наверное.

Ну, что ж!

— Вперед, хромоногие! — Я нажал кнопку аврала.

Долго парни не поднимаются из кубрика… слишком долго. Но второй раз нажимать не стал, возвратил судно в точку замета, застопорил ход, жду. Да, совсем не так, как раньше, когда чумные от бессонницы, на ходу разлепливая глаза и таща в руках сапоги, выскакивали кидать буй. Тогда одевались на ходу, во время замета, пока ваера выходили.

Первым вылез Казя Базя.

— Жека, так твою… — загремел он, свесившись в кубрик. — Чего мух ловишь? А ну, на буй!

— Сапог ищу.

— А ты в портянке.

— Разматывается.

Совсем не те пироги.

Наконец поднялись первые четверо, те, кто кидает и ловит буй. Даю ход, командую на буй, веду судно в замет. Последним вылез Дед… поздновато…

Сделал замет, положил сейнер на курс траления, теперь двадцатиминутная передышка. В эти минуты обычно парни доодеваются, успевают проглотить по кружке кофе или сжевать жареной рыбы, закурить, обычно толпятся у двери Бесового заведения. Сейчас же никто не одевается, никто не идет к двери камбуза, да и самого Беса там не видно. На прогулку вышли, сбились в кучу, смеются, зевают.

Берем невод… он совершенно пустой, только штуки три большущих, похожих на гитары, промысловых камбалин с низов крыльев бухнулись на палубу — прав Фаттахов, глухо здесь. И Маркович прав: «С судьбою спорить не моги».

— Ух, ха-ха! На жарево есть! — крикнул Бес и подобрал двух рыбин.

— Ну кто в покер? — весело крикнул Дед.

— Еще впереди пару суток перехода… наиграемся.

— Не жизнь, а малина!

Впрочем, чего я ждал, во что верил? В свою мечту? Что найду много рыбы? С таким же успехом я мог бы ждать и искать парусную шхуну, что возит чай из Индии вокруг Африки. А лучше бы оделся в картонные рыцарские доспехи и пошел бы сражаться с ветряными мельницами. Впрочем, и ветряных мельниц сейчас нету, наверно.

Подошел к борту, смотрю, как Казя Базя расстропливает и затаскивает на площадку совершенно пустой кутец невода.

— Во, это уловище! — швыркнул ногой Дед оставленную Бесом на палубе рыбину. — Куда ж мы ее девать будем?

— Квартальный план…

— Командир, — сказал Казя Базя, расправляя кутец по площадке, — кутец вышел на крыле, его при замете закинуло. Значит, ты ошибся течением.

— Значит, я ошибся течением, — повторил я, но от этого не блеснуло никакой надеждой. — Значит, я ошибся течением.

— Если бы она здесь была, — услышав наш разговор, подошел Дед, — то пусть что угодно с кутцом, пусть он завернулся или перевернулся, но она бы все равно была на крыльях.

— Так это же не промысловая, — заспорил с ним Казя Базя, — она же в крыльях не застревает.

— Правильно. В крыльях промысловая не застревает, она проходит в горловину.

— Так невод-то по грунту жваком, бабой-ягой шел…

— Попробуем еще раз! Готовь, чиф, невод к замету.

— Да что пробовать, — вскипел Дед и подошел ко мне. — Ведь и признаков нету. А эти три рыбины… кидай в море штаны — и ты поймаешь больше.

— Готовь, чиф, невод к замету!

— Есть!

— Я невод выбирать не буду, — сказал Дед. — Говорю серьезно. Иду играть в покер.

— Иди! — надуваясь гневом, сказал Казя Базя. — Иди! И не просто иди, а иди, иди и иди!

— Ты что хочешь сказать? — остановился против него Дед.


Еще от автора Николай Прокофьевич Рыжих
Бурное море

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.