Избранное: Романы, рассказы - [278]

Шрифт
Интервал

— Что же это за неслыханные события? — спросил я. — Мне, как вы понимаете, ничего не известно, ведь много лет я был все равно что отрезан от мира.

Капеллан задумался.

— Наверное, лучше всего начать с рассказа о том, что случилось в недавние времена, а то ведь и концов не найдешь. Так вот, многие люди, и день ото дня их становилось все больше, стали рассказывать, будто бы в новолуние они явственно видели пресловутую белую тень, которую, если верить молве, иногда вместо обычной тени отбрасывает наш храм. Я в меру моих скромных сил препятствовал распространению суеверия, но однажды сам — да-да, сам! — удостоверился в правдивости этих рассказов. Ох, дальше… Не могу говорить об этом без глубочайшего волнения… Итак, я своими глазами видел Доминиканца! О том, что я пережил, позвольте сейчас умолчать, для меня это свято, ничего сравнимого с этим чудом в моей жизни не было.

— Как вы полагаете, ваше преподобие, Доминиканец — человек, наделенный чудотворной силой, или, по вашему мнению, он… как бы выразиться?.. Вроде призрака?

Капеллан долго размышлял, прежде чем ответить:

— По правде говоря, не знаю. Явился он мне в папской тиаре и облачении. Наверное… да, несомненно, это было откровение будущего, видение грядущего великого понтифика, имя коему Flos florum… И довольно! Больше ни о чем меня не спрашивайте! Так, что же было потом? Пошли слухи про гробовщика Мучелькнауса: дескать, так он горевал по своей безвестно пропавшей дочери, что лишился рассудка. Я отправился к несчастному с пастырским утешением, но вышло так, что не я, а он мне принес утешение! Потолковали мы с ним, и я понял — передо мной избранник, сподобившийся милости Господней. Ныне всякий вам скажет, что Мучелькнаус — чудотворец.

— Гробовщик Мучелькнаус — чудотворец?! — Я не поверил своим ушам.

— Да неужто никто вам не сказал, что наш городок скоро обратится в место поклонения многих и многих паломников? — От удивления капеллан всплеснул руками. — Друг мой, выходит, все эти годы вы спали беспробудным сном, как некогда монах из Гейстербаха>{251}! А статую Мадонны там, в саду, тоже не видели?

— Статую я видел, — сказал я. — Но она-то каким образом связана с тем, о чем вы говорите? И кстати, что-то я не заметил, чтобы в город стекались паломники.

— Видите ли, в эти дни старик Мучелькнаус странствует по округе, — объяснил капеллан, — исцеляет хворых наложением рук. За ним по пятам ходит толпа, поэтому наш город точно вымер. Завтра, в день Успения Богородицы, он возвращается в город.

— А он никогда не упоминал о том, что участвует в собраниях спиритов? — спросил я осторожно.

— Верно. Когда-то он посещал спиритические сеансы, но теперь избегает этих кружков. Скорей всего, это увлечение было некой временной стадией на его пути. К сожалению, их секта распространилась необычайно, тут ничего не попишешь. Да, таковы прискорбные факты, ибо суеверие спиритов идет вразрез с учением Церкви. В то же время меня не оставляет сомнение: что лучше — чума материализма, поразившая человечество, или эта фанатичная вера, которая явилась вдруг будто из-под земли и не сегодня-завтра заполонит все и вся! Вот уж и впрямь очутились мы между Сциллой и Харибдой. — Капеллан неуверенно посмотрел на меня, как бы ожидая ответа, но я промолчал — мне вдруг снова привиделась голова Медузы.

— Однажды сидел я в приходском доме, — продолжал капеллан, — вдруг зовут, кричат: «Встречайте! Чудотворец Мучелькнаус идет! Он мертвеца воскресил!» Оказывается, произошло событие в высшей степени странное. По городу ехал катафалк с гробом, и вдруг старик приказал вознице остановиться и громким голосом воскликнул: «Подать сюда гроб!» Люди, словно повинуясь гипнотическому внушению, послушно сняли гроб с катафалка. И он собственноручно отвинтил крышку! В гробу лежал увечный — вы наверняка его помните, он еще любил скакать на своих костылях перед свадебными процессиями. Старик наклонился над покойным и сказал, как некогда Иисус: «Встань и ходи!»>{252} И тот… — капеллан всхлипнул и насилу удержал слезы умиления, — тот пробудился от вечного сна! Позже я решил расспросить самого Мучелькнауса, как же все это произошло. Скажу вам, Кристофер, добиться от него хоть мало-мальски связных слов просто невозможно, он постоянно пребывает в некоем восторженном состоянии духа, и с каждым месяцем это состояние усугубляется. С недавнего времени он и вовсе перестал отвечать, о чем ни спросишь. Но в тот день я все-таки кое-что из него вытянул. «Матерь Божия явилась мне, — сказал он в ответ на мои настойчивые расспросы. — Восстала из недр земных перед скамейкой, что в саду, там, где растет бузина». А когда я попросил, чтобы он рассказал, в каком облике явилась ему Пресвятая Дева, он так и просиял, да только странной какой-то, блаженной улыбкой. В точности, говорит, была она как моя Офелия. Потом спрашиваю: «Как же вы, дорогой Мучелькнаус, решились остановить катафалк, следовавший на кладбище? Это Пресвятая Богородица вам повелела?» — «Нет, — говорит, — это потому как я знал — калека только с виду был мертвый». — «Откуда же вам было знать? Даже доктор, и тот ни о чем таком не знал». — «А я вот знал! Потому как меня самого однажды чуть не похоронили живьем». Странный ответ! И как я ни бился, так и не смог растолковать ему, что в подобном объяснении нет логики. «Если испытал что на своей шкуре, так то и про других сразу сообразишь. Пресвятая Дева в великой милости своей устроила так, что меня, дитя неразумное, хотели похоронить заживо, не случись этого, я бы не смекнул, что тот калека только с виду был мертвый». Вот и весь сказ, больше ничего я не услышал, он только повторял все одно и то же, а по существу так ничего и не сказал. Старался я выведать что-нибудь, да только мы с ним друг друга не понимали.


Еще от автора Густав Майринк
Голем

«Голем» – это лучшая книга для тех, кто любит фильм «Сердце Ангела», книги Х.Кортасара и прозу Мураками. Смесь кафкианской грусти, средневекового духа весенних пражских улиц, каббалистических знаков и детектива – все это «Голем». А также это чудовище, созданное из глины средневековым мастером. Во рту у него таинственная пентаграмма, без которой он обращается в кучу земли. Но не дай бог вам повстречать Голема на улице ночной Праги даже пятьсот лет спустя…


Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Проза Майринка — эзотерическая, таинственная, герметическая, связанная с оккультным знанием, но еще и сатирическая, гротескная, причудливая. К тому же лаконичная, плотно сбитая, не снисходящая до «красивостей». Именно эти ее особенности призваны отразить новые переводы, представленные в настоящей книге. Действие романа «Вальпургиева ночь», так же как и действие «Голема», происходит в Праге, фантастическом городе, обладающем своей харизмой, своими тайнами и фантазиями. Это роман о мрачных предчувствиях, о «вальпургиевой ночи» внутри каждого из нас, о злых духах, которые рвутся на свободу и грозят кровавыми событиями. Роман «Ангел западного окна» был задуман Майринком как особенная книга, итог всего творчества.


Ангел Западного окна

«Ангел западного окна» — самое значительное произведение австрийского писателя-эзотерика Густава Майринка. Автор представляет героев бессмертными: они живут и действуют в Шекспировскую эпоху, в потустороннем мире. Роман оказал большое влияние на творчество М. Булгакова.


Вальпургиева ночь

В фантастическом романе австрийского писателя Густава Майринка (1868-1932) сочетание метафизических и нравственных проблем образует удивительное и причудливое повествование.


Произведение в алом

В состав предлагаемых читателю избранных произведений австрийского писателя Густава Майринка (1868-1932) вошли роман «Голем» (1915) и рассказы, большая часть которых, рассеянная по периодической печати, не входила ни в один авторский сборник и никогда раньше на русский язык не переводилась. Настоящее собрание, предпринятое совместными усилиями издательств «Независимая газета» и «Энигма», преследует следующую цель - дать читателю адекватный перевод «Голема», так как, несмотря на то что в России это уникальное произведение переводилось дважды (в 1922 г.


Белый Доминиканец

Произведения известного австрийского писателя Г. Майринка стали одними из первых бестселлеров XX века. Постепенно автор отказался от мистики и начал выстраивать литературный мир исключительно во внутренней реальности (тоже вполне фантастической!) человеческого сознания. Таков его роман «Белый Доминиканец», посвященный странствиям человеческого «я». Пропущенные при OCR места помечены (...) — tomahawk.