Избранное. Романы - [196]

Жизнь научила простодушного Жумабая понимать многое. Он забыл прежние суеверия, заставлявшие его думать, что машиной двигает шайтан. Хоть он и частенько повторял свою поговорку «воля божья», но уже отчетливо понимал — все в жизни делается руками человека. Только об одном жалел Жумабай: родился раньше многих своих товарищей по работе, а остался позади.

— Если уж я сделался рабочим, надо мне научиться управлять хотя бы одной машиной, а не только этим барабаном. Да, видать, для этого нужна грамота, — пожаловался он Ермеку.

— Почему не учитесь? Ведь вы еще не настолько стары.

— Ничего не лезет в голову. Жанабыл и Майпа пробовали меня обучить и так и этак. Ни рука, ни язык не повинуются. Воля божья, стоит мне посмотреть на бумагу, как сразу слипаются глаза.

Ермек рассмеялся. Разговаривая, Жумабай отправлял вагон за вагоном и каждый раз прикладывал к кучке возле себя кусочек угля. Выждав, когда Жумабай отвернулся, Ермек подбросил ему в кучку горсть угля.

— Что это у вас? — невинно спросил он, указывая на кучку.

— Это учет отправленных вагонов.

— Сколько же отправили? Посчитайте.

Жумабай принялся считать, но все сбивался; пересчитывал еще и еще раз, не веря себе.

— Что такое? Вчера в это время было сорок пять, а сегодня уже семьдесят два. Нет, не может быть! Слишком много.

— Эх, друг! — сказал Ермек. — Плох твой счет.

Как бы Жумабай ни был слаб в подсчете, он хорошо знал истину: чем больше отправит вагонеток, тем больше заработает. Впрочем, труд его был напрасный: учет велся специальным человеком. Жумабай считал ради собственного интереса. Ему хотелось заранее знать, сколько вагонеток он отправил.

— Если бы я мог дойти до семидесяти двух, меня бы давно выше всех вознесли. Нет, не может быть столько. Ты, милый, поругай-ка тех, кто внизу задерживает вагонетки. Когда они там задерживают, у меня дело плохо идет.

— Вы сосчитайте все задержки, а потом скажите мне, кто задерживал, — сказал Ермек и поднялся с места.

Во все стороны шли разветвленные ходы. Их трудно разглядеть, темно, как в осеннюю ночь, когда небо обложено густыми тучами. Лампа светила скупо, света хватало лишь на то, чтобы не наткнуться на какой-нибудь выступ. Но Ермек шел, как по широкой улице. От одной выемки он переходил к другой, словно из комнаты в комнату в своем доме. И все больше отдалялся от действующих забоев. Здесь уже нигде нельзя было найти признаков жизни. То и дело встречались глухие выемки с давно выбранным углем. Местами кровля нависала так низко, что приходилось нагибаться. Вот начались заброшенные забои, в которых работали еще при англичанах.

Замерцали вдали три лампы, наметились контуры трех человек. Один из них оказался главным инженером шахты — Аширбеком. Он сидел на том самом куске угля, на который за минуту до своей гибели присел инженер Орлов. Аширбек просматривал блокнот Орлова с его давнишними записями. Двое рабочих поочередно бурили стену пневматическим буром.

— Лучше бы вам сесть немного в стороне, — невольно вырвалось у Ермека. Он вспомнил, как на этом самом месте натолкнулся в темноте на труп Орлова. — Что, все еще не пробурили? Видно, толстая стена.

— Кажется, приближаемся к цели. Уже прошли двадцать девять метров. Предположение Орлова оправдывается. Остался совсем тонкий слой стены, но признаков воды не заметно. Выходит, он знал об этом и без бурения.

— Да, он был знающим человеком, — подтвердил Ермек. — Я на него смотрел холодновато, считал чужаком. А теперь думаю: если подтвердится его предположение, нужно поставить ему на могиле памятник.

Они продолжали беседовать, эти два специалиста, один из которых опирался на науку, другой — на богатую практику. Уголь — не простая глина, которую легко обнаружить в любом месте: тут нужен сложный расчет, нужно чутье. Лист бумаги в руках Аширбека был исчерчен множеством линий. Указывая на чертеж своим толстым пальцем, Ермек спрашивал:

— Вы думали над тем, как бы нам поменьше израсходовать здесь крепежного леса?

— Думал, но решения не нашел.

— А если оставлять столбы из невыбранного угля?

— Обойдется дороже, чем деревянные крепи.

— Но ведь в Караганде угля больше, чем леса.

— Это верно. Но что уголь дороже привозного леса — тоже верно.

Один старался сберечь надземное богатство, другой — подземное. Ермек помнил, что при англичанах, когда в Караганде не было железной дороги, в лесе ощущалась острая нужда. Лес ценился очень дорого. И Ермек считал, что его предложение даст большую экономию.

Аширбек не соглашался с ним. Каждый упрямился и стоял на своем. Наконец решили обсудить этот вопрос вместе с Щербаковым.

— Пробили! Пробили! — закричали рабочие.

Они заглянули в отверстие. Воды там не было.

— Ну, Ермеке, можете начинать рубку этого пласта! — сказал Аширбек. — Значит, уровень озера в «Герберте» лежит ниже нашего забоя. — От радостного возбуждения его желтоватое лицо порозовело. — Угля в этом пласте много. Можно расширять объем подготовительных работ, не снижая ежедневной добычи.

— Так и доложим Щербакову, — сказал Ермек.

— Так и доложим, — подтвердил главный инженер.

Настроение у всех было приподнятое. На поверхность возвращались с шутками и смехом, их голоса гулко разносились по забоям. Когда добрались до уклона, Ермек отделился от товарищей.