Избранное - [146]
В июле состоялся обмен, и сотни гражданских лиц смогли вернуться на родину.
Начальник лагеря для интернированных барон фон Рихер, так и не снявший траура после смерти Франца — Иосифа, весьма равнодушно выслушал предложение швейцарца, хотя в глубине души был рад такому обороту дела — уже давали знать о себе серьезные затруднения, связанные с продовольственным снабжением лагеря и санитарно–гигиеническими условиями в бараках.
Тичинскому священнику было позволено осмотреть лагерь. Во время обхода он обратил внимание на одинокого и гордого старика, пристально глядевшего на разложенные на солнце листья коровяка, заменявшие табак в прокуренной до черной окалины облезлой и обмусоленной трубке. Священник приблизился к старику, желая получше его рассмотреть. Наконец подошел вплотную, однако старик так и не поднял глаз. Увидев тень на своих листьях, сказал только:
— Отойди в сторонку, их нужно еще подсушить.
Священник начал вежливо расспрашивать старика: откуда он, сколько ему лет, чем занимается, как у него со здоровьем. Попросил повторить фамилию, записал ее в блокнотик и ушел, так и не дождавшись благодарности в ответ на свои добрые пожелания.
Неизвестно, почему фон Рихер изо всех сил боролся против включения Тёнле в список репатриантов. Быть может, старик был на особом счету в жандармерии, или они опасались, что он расскажет об увиденном в прифронтовой полосе, или же причина заключалась в том, что в свое время он был солдатом королевско–императорской армии? Я думаю, что это главная причина. Но кто знает, а вдруг все дело было в том, что он говорил на австрийских и немецких диалектах, по–богемски, венгерски, хорватски, итальянски и, в довершение ко всему, на таком диковинном языке, как кимврский?
Однако швейцарец не уступал в упрямстве даже самому барону фон Рихеру. В конце концов барон сдался, приказав привести нелепого и упрямого старика. Он согласился его выслушать. После долгих упрашиваний священнику с бароном удалось разговорить старика. На прекрасном немецком языке он ответил, что согласен вернуться на родину, но не раньше, чем австрийцы вернут ему овец и собаку, взятых солдатами, а точнее говоря, экспроприированных жандармами после его ареста. Сказав это, старик вытащил из потайного кармана куртки бумажник и достал аккуратно сложенный листок бумаги, разгладил его на ладони, положил на стол перед священником и бароном и предложил им ознакомиться.
Фон Рихер и священник прочитали, переглянулись и заверили, что ему вернут овец и собаку. Тёнле догадался: из жалости они обманывают его и самих себя. Грустная пастушья усмешка мелькнула в уголках его глаз. Барон и священник, разумеется, ничего не заметили, и фамилия Тёнле была включена в список репатриантов.
Копии этого списка стали путешествовать из одного учреждения в другое, из Вены в Рим, из Женевы в Милан; их регистрировали в журналах входящих и исходящих документов, ставили на них печати и штампы, накладывали резолюции. Сопроводительные письма были подготовлены, отправлены и подтверждены получением. Затем последовал обмен списками, выписками и сверками списков.
Тем временем проходили месяцы и недели, в дверь уже стучала осень 1917 года. Тёнле узнал, что итальянцы попытались перейти в наступление в районе наших гор, однако безуспешно: это был знаменитый провал операции под Ортигарой.
Опять зарядили дожди, и время текло медленно и тягуче, будто илистая жижа. Лагерники в Катценау тощали, становились все печальнее и раздраженнее, глазенки детей, называвших Тёнле дедушкой, все округлялись, и все реже играли мальчишки между бараками. Заключенные умирали теперь чаще, но смерть их ничем не напоминала ту, которая приходила к Францу — Иосифу, едва ли не столетнему старцу, в опочивальню громадного императорского дворца. Потом произошли события у Капоретто, о которых сразу же всем стало известно, и казалось, война вот–вот закончится, но затем последовали события на Пьяве, и война продолжалась своим чередом [25].
Наступил декабрь, но дожди не прекращались. В Катценау сыростью и плесенью пропитались воздух, бараки, хлеб из опилок и души заключенных. Ударами железного лома по рельсу, подвешенному к столбу, лагерников вызвали во двор.
Зачитали фамилии по списку, снабженному многочисленными печатями и штампами; те, чья фамилия названа, должны были построиться отдельно, им приказали взять с собой жалкие пожитки, и под нудным моросящим дождем, спотыкаясь на каждом шагу, они отправились под конвоем на станцию, где уже стоял поезд особого назначения.
Миланский комитет Красного Креста известил родственников, которых удалось разыскать, что поезд с интернированными прибывает на главный вокзал тогда–то и во столько–то, и просил встретить репатриантов.
Но поезд шел медленнее, чем предполагалось. Путешествие затянулось — через Зальцбург и Иннсбрук, Ландек и Фельдкирх попали наконец в Швейцарию и через кантоны Граубюнден и Тичино прибыли в Милан на день позже объявленного.
Была ночь. Родственники, прождав на вокзале целый день, усталые и продрогшие, отогревались в зале ожидания. Но большинство пристроились в воинском зале, выделенном для транзитных военнослужащих: здесь в сопровождении дамы из Красного Креста можно было получить кипяток, раскладушку и одеяло с блохами и клопами.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.