Избранное - [38]

Шрифт
Интервал

На рельсах стоял паровозик, который, если его завести ключом, мчится по кругу, таща за собой красные и желтые вагоны с раскрашенными силуэтами пассажиров в окошках и с застывшим на своем месте голубым машинистом. Здесь и маленький паровой двигатель, который больше всего привел Стевицу в восторг, потому что был совсем как настоящий. В него можно наливать воду и спирт, из него идет пар, работая, он вращает ремень и свистит. К нему приложена веялка и еще одна машина с ножом, который режет солому или бумагу. Увидеть, как работает веялка, ему не удалось, потому что, как он ни кричал и ни бил ногами, в канун рождества ему нигде не могли найти необмолоченной пшеницы. Но сегодня им придется ее найти! Были тут и другие подарки. Книги с картинками и стихами (и зачем только пишут эти стихи — непонятно?) и разрисованная доска, по которой надо было двигать раскрашенных оловянных коней. И эту игру он тоже заставил показать ему еще вчера вечером. Там какие-то кубики с точечками и закругленными углами, их встряхивают, а затем, бросив на стол, считают эти точки, и чей-нибудь конь скачет вперед. Доска очень смешная. На ней нарисованы рвы с водой, деревья и заборы. Время от времени какой-нибудь конь останавливается, а все остальные скачут дальше. И тогда тот, чей конь стоит, сердится. Очень смешная игра! Его конь все время был первым, но в конце концов это ему надоело, особенно когда он заметил, что мама и папа нарочно поддаются.

Нет, все-таки паровая машина лучше всего. Она, по крайней мере, настоящая. Самая настоящая! Тут уж нет никакого обмана и никаких пружин. Пружины он ненавидит.

Надо сразу же попробовать веялку. Он возьмет ремень и прикрепит его конец к тому толстому колесу, что сбоку веялки. Это он уже знает. И как только пар начнет вращать машину, колесо тоже будет вертеться. Только как же в ней появится ветер? Ужасно интересно! Надо обязательно узнать. И когда к нему в гости придет сын прачки Тришко, он сам ему все покажет, как большой, то-то Тришко удивится!

Стевица быстро сел в кроватке и высунул из-под одеяла голую ногу.

— Мама-а! Мама-а!

— Что тебе, золотко мое? — В комнату испуганно вбежала госпожа Наталия в небрежном утреннем туалете. — Ты уже проснулся? Полежи в кроватке, пока не натопят. Холодно. — Она спрятала его ногу под одеяло и осыпала сына поцелуями. — У тебя нет жара, ты не кашлял? Подожди, я тебе дам лекарство, знаешь, деточка, то, сладкое. Ну, будь хорошим мальчиком, не огорчай маму на рождество. А то боженька возьмет обратно все игрушки.

Но Стевица упирался. Он и слышать не хотел о лекарстве.

— Я хочу вставать, хочу играть с веялкой.

— Подожди, золотко, ну еще немножко, сейчас затопят. Если выпьешь лекарство, я дам тебе игрушки в кроватку. А потом я тебя перенесу в гостиную, пока здесь проветрится.

Наконец они сговорились. Он показал матери язык и, всхлипывая, кричал сквозь слезы «А-а-а!», пока она, прижимая язык ложечкой, вливала в рот белое, похожее на молоко лекарство, которое раньше ему нравилось своим миндальным вкусом, а теперь вызывало отвращение. Потом Стевица, вздрагивая, вытянул шею, и мать обернула ее влажным полотенцем.

Устав от всех этих процедур, он лежал среди кучи игрушек и долго не мог решить, с чего начать. Игрушки были холодные, с острыми углами, играть ими в кровати было неудобно. Он вертел их в руках, заглядывал во все отверстия, а потом бросал на подушки в ногах. Наконец Стевица отбросил и веялку: надоело нагибаться и разглядывать. Он никак не мог понять ее устройство.

Он зябко поежился, свернулся калачиком, натянул одеяло до самого носа и, прищурившись, стал смотреть на огонек лампадки. Тонкий слой масла был похож на золотую монетку, пламя тянулось вверх длинным желтоватым язычком. Сквозь зеленые ростки пшеницы пробивался черный дымок.

Стевица думал о теплых сапожках, о катке, о снежках, о своих товарищах, которые сейчас берут штурмом снежные крепости, лепят снежных баб и поливают их водой, чтобы они стояли до весны. Он злился на свою болезнь и на родителей, которые держат его дома. И как это мужицкие дети не болеют? Синие от холода, без перчаток, а замерзнут — постучат по промерзлой земле деревянными башмаками — и ничего! А у него каждую зиму то ангина, то кашель. Просто невыносимо!

— Мама-а-а!

Мама поспешно вбежала к нему, притворяясь рассерженной, закатала его в одеяло, как блинчик, и на плече понесла в уже убранную светлую гостиную, где в печке весело трещали дрова. Там она с трудом натянула ему на ноги чулки и, накрыв одеялом, посадила среди игрушек у печки.

Но когда Стевица подал голос в третий раз, пришлось уже и отцу поторопиться с туалетом и завтраком, лечь рядом с ним на пол и объяснить устройство веялки.

Стевица обо всем спрашивал: зачем то, зачем это, ну а это как? — и отцу потребовалось немало терпения, пока сын понял, как пар крутит шестеренки, как движется ремень, как лопаточки, прикрепленные к оси, создают ветер и как, трясясь, ходят туда-сюда решета. Пришлось раздобыть на голубятне по соседству непровеянное зерно и показать сыну, как от него отделяют пыль, куколь и мякину.

Поняв все это, Стевица захлопал в ладоши от радости. Снова и снова он смешивал зерно с пылью и очищал его. Наконец он устал, позволил себя одеть и умыть и, не сводя глаз с игрушек, уселся в кресло в ожидании «прачкиного Тришко».


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).