Избранное - [74]

Сора никак не может успокоиться.

Хаим хочет что-то ответить; старик не дает ему рта раскрыть.

— Молчи уж лучше, Хаим, молчи, — говорит он. — Разве ты не знаешь, что Сора права?.. Иди ищи себе компаньона… Не лезь на рожон… Сам живи и другим давай жить.

Хаим тихонько кладет в мешок кусок хлеба с луком и выходит. Старик провожает его притчей:

— Видел ты, как птички собирают крошки во дворе? Кусок побольше поднимают двое…

А на кровати Ривка спит не намного спокойнее. В голове бродят мысли, которые мешают ей спать… Девушка вспоминает…

Однажды вечером, когда она возвращалась с фабрики, ей повстречался молодой человек. Она не посторонилась, решив, что он уступит ей дорогу, но парень шел прямо на нее и так смотрел ей в лицо серыми смеющимися глазами, что она покраснела. Ривка пропустила его и ускорила шаг. Свернув в переулок, девушка, сама того не желая, все-таки обернулась и увидела, что парень не трогается с места, стоит и смотрит ей вслед, открывая в улыбке два ряда белых зубов.

«Расскажу Хане», — подумала она, но не рассказала: что может понять бедная больная Хана?

Несколько дней спустя молодой человек снова выходит навстречу Ривке. Сердце ее начинает учащенно биться, она стыдится поднять глаза, быстро проходит мимо, но так неловко, что чуть не падает.

Удаляясь, она чувствует его веселый открытый взгляд, скользящий по ее обнаженной шее.

Это пугает ее. Ей кажется, что вся улица следит за ними. И Ривка удаляется еще поспешней.

Однажды он словно вырос из-под земли. «Ах!» — воскликнула Ривка. А он стоит против нее и загораживает дорогу.

— Кажется, — обращается он к ней, — я имею счастье знать вас, барышня!

Так и сказал — «барышня»!

Все же она сердится, испуганно и нетерпеливо обходит его. Однако Ривка не может отрицать, что голос у него очень приятный — «говорит, точно песню поет».

С тех пор они встречаются почти каждый вечер. Она ни о чем не спрашивает его, молчит, но убегать не убегает…

И каждый вечер он провожает ее с фабрики.

Идут рядом и молчат.

Она не может удержаться и искоса поглядывает на него… «Ну и усики!»

А он отвечает ей еще более лучезарной улыбкой.

Диковинные у него глаза… Иногда кажется, что из них вылетают сверкающие искры.

Тем временем об этих встречах узнали на фабрике; товарки стали чесать языки.

Смеются над Ривкой, шутят…

— Молодо-зелено, сегодня удирает от него, а завтра сама за ним погонится, — судачат они.

«Нет уж, этого не дождетесь», — думает Ривка.

— Еще высунет язык, как овца за солью… Такие не каждый день попадаются.

Ривка прикусывает губу и молчит.

— Парень — красавец, не парень, а золото! Волосы, глаза, нос как точеный. Из жилетного кармана висит золотая цепочка с десятью золотыми брелоками, никак не меньше!

Ривка понемногу начинает гордиться.

— Может быть, томпак? — сомневается одна из работниц.

«Как бы не так!» — думает Ривка.

Да и другие не соглашаются:

— Ну что ты, что ты? Ведь сразу видно — господский сынок!

Женщины пожимают плечами.

— Не хочешь крутить любовь? Ну что ж, подожди. Спешить некуда. Только соображать надо — доброго слова не пожалей, маленькие подарки принимай, от завтрака, от конфет не отказывайся… Билеты в театр — тоже дело неплохое.

Кто-то громко смеется.

— Конечно, бери все подряд… Но смотри, на удочку не попадись! Шиш ему с маслом!

Наконец подает голос старшая из работниц, обладательница длинного, костлявого лица, острого подбородка и косящих зеленоватых глаз.

— Ай-ай-ай, — говорит она, — в самом деле, как бы ей не попасть впросак! Ведь свадебный балдахин ждет ее, уже торжественные свечи зажжены… А приданое… не пересчитать! Сваты пороги обивают, женихи в двери ломятся!

Ривка сильнее прикусывает губу, ниже склоняет над работой пылающую голову, и две горячие слезы падают на ее руки, протянутые к машине.

Вот почему тревожен Ривкин сон.

Нет! Она ничего, ничего не возьмет!

Тем более билеты в театр!

Однажды ее допоздна задержали на фабрике — была срочная работа…

Мать, задыхаясь, еле живая, прибежала на фабрику. Увидев Ривку, она часто-часто заморгала и залилась слезами… Сзади, у фабричной лестницы, стоял, щелкая пальцами, старый дедушка.

— Хвала всевышнему, — бормотал он, — хвала всевышнему!

Нет, ничего, ничего ей не надо!

Сора собирается уходить. Она ставит старику стакан молока на столик, подвигает к нему люльку с Янкеле, спешит покончить еще кое с какими домашними делами…

Все же она успевает пожаловаться старику на нынешние времена:

— Вы слыхали, свекор, о помолвке? Последние сроки проходят… Уже получена телеграмма, чтобы продукты закупили… А невестушка устраивает скандалы! Не хочет — и все тут! Не надо ей жениха из провинции… У нее, говорит, варшавянин есть, варшавский щеголь!

Хана, которая до сих пор неподвижно лежала, следя широко открытыми глазами, как мухи одна за другой отрываются от потолка и разлетаются по комнате, внезапно садится, ее вялый взгляд оживляется… Хана слушает. Рот у нее полуоткрыт, как будто она хочет проглотить слова матери.

Мать уверена, что заработок от нее не уйдет.

Помолвка, даст бог, состоится! Старик Пимсенгольц сумеет настоять на своем… Жирная Пимсенгольциха тоже молчать не будет… Ну и ноготки у нее!