— У него гости.
Амелио позвал ее, она о чем-то переговаривалась с ним из кухни. Потом она крикнула:
— Входите, он разрешил.
Сегодня я пришел пораньше. Старуха вышла и закрыла за собой дверь.
В комнате на кровати Амелио сидела незнакомая худенькая девушка. На ней был дешевый дождевик и баскский берет. Она не была похожа на гулящих девиц — скорее, на тех, кто посещает вечернюю школу. Она взглянула на меня, чуть прищурившись, не двигаясь с места, и Амелио, который полулежал, привалившись к подушке, нехотя процедил;
— А, это ты!
Я натянуто улыбнулся и спросил:
— Может, лучше оставить вас вдвоем?
Окно было занавешено, одеяла в беспорядке, повсюду, и даже на полу, валялись газеты. Девушка держала в руке какие-то листки бумаги. Пахло несвежей постелью.
— Ты все пьешь? — спросил я Амелио.
На лице Амелио, как ни странно, появилось нечто вроде улыбки, но голос звучал серьезно.
— Ты, верно, не спал всю ночь? — спросил он.
— А что, разве заметно? — удивился я.
Если б не эта девушка, сейчас был бы самый подходящий момент рассказать ему обо всем. Кто знает, может, тогда все приняло бы другой оборот. Может, он в ответ пожал бы плечами, а может, промолчал. Что бы я сделал на его месте, право, не знаю. Но он впился в меня жадным взглядом, и я понял, что Линда к нему больше не приходила.
Девушка в берете безмолвно ожидала, разглядывая свои ногти. Я вспомнил о гитаре. Стал бы Амелио слушать ее сейчас? Я не мог смотреть ему в глаза. И сказал:
— Всю эту ночь я бродил по Турину. Только что с вокзала. Познакомился там с одной девицей, она стрижет собак и душит их духами. Мы ходили с ней в долину…
Оба ничего не ответили. Девушка покусывала ногти, Амелио ждал.
— …Я познакомился с каким-то болваном, от него жена удрала. Понимаешь, он платит за выпивку, но без закуски. У него собственная машина… Когда ты встанешь с постели? Закурить хочешь?
Оба не сводили с меня глаз и молчали.
— Ну ладно, — сказал я, — оставляю вас вдвоем.
— Пойди выспись, а потом уж кури, — заметил Амелио на прощание.
Девушка хотела встать — она похожа была на школьницу, — но Амелио сделал ей знак, и она осталась сидеть. Когда я был уже на кухне, мне послышалось, будто кто-то позвал меня, но это Амелио разговаривал с той девушкой. Я ощутил, как за моей спиной захлопнули дверь.
Дома я поругался с мамой и сестрой. За прилавок пришлось стать Карлоттине. А они и так всю ночь глаз не сомкнули. И ведь она отлично знает, что я ходил танцевать, и знает с кем. Я не стал с ней спорить и завалился спать.
Вечером в кафе пришла Линда. Она не спросила, выспался ли я. Молча уселась в угол и закурила. Смотрела на меня с тем же безразличием, что и на дым от своей сигареты. Когда я сказал, что хочу с ней поговорить, она даже не пошевельнулась. Смотрела на кольца дыма и молча выслушала меня до конца.
— Тебе мало того, что мы вместе? — спросила она.
— Я хочу зашибить деньгу.
— Ну, это не для тебя.
— Жизнь, которую я веду, — сказал я ей, — требует много денег.
— Если бы ты гнался за деньгами, — ответила Линда, — с тебя хватило бы магазина. Ты не за деньгами гонишься.
— А за чем же?
Линда в ответ только пожала плечами со знакомой мне недовольной гримаской.
— Что ты делал сегодня? — спокойно спросила она.
— Скажи, — продолжал я, — Амелио гнался за деньгами?
— Оставь его в покое.
— Сегодня я был у него.
Тут Линда поглядела на меня в упор.
— Ему лучше?
Я пожал плечами:
— Этой ночью, возвращаясь домой, я заглянул к нему.
Линда стряхнула пепел и тихо сказала:
— Зачем ты это сделал?
Я взял ее руку.
— Я пошутил — не ночью, а утром. У него были гости.
— Ты сказал ему?
Я стиснул ей руку и ответил:
— Нет.
— А хотел сказать?
— Не знаю сам. Да и что я мог ему сказать? О тебе он ни словом не обмолвился. А ты мне никогда не говорила, что у тебя было с ним.
— А если что и было, — спросила Линда, глядя мне прямо в глаза, — что изменилось бы?
Тогда я спросил ей в тон:
— А что может измениться?
Линда уставилась взглядом в стол, потом внезапно сказала:
— Пойдем отсюда.
Вскоре мы уже сидели в другом кафе.
— Почему ты сказала, что я не умею зарабатывать деньги?
— Потому что ты не зарабатываешь их.
— Просто нужно найти работу, вот и все.
— Нет, не все. Надо иметь страсть к деньгам.
— Я вовсе не собираюсь становиться миллионером. С меня хватит, если я смогу водить тебя на танцы.
— Видишь, значит, ты не гонишься за деньгами.
— Мне осточертела такая жизнь; я тоже хотел бы иметь мотоцикл и разъезжать с тобой повсюду.
— И вывалить меня в канаву, — улыбнулась она и посмотрела на меня. — У тебя есть гитара, — продолжала она. — Почему бы тебе не попробовать играть в оркестре?
— Сам не знаю.
— Я вот ничего не понимаю в музыке, не умею ни петь, ни играть. Но тебя ведь недаром прозвали Пабло, все уверяют, что ты прирожденный музыкант.
В этот вечер мы не пошли на танцы. Все говорили о прошлой ночи и о Лили, которая ходит в «Парадизо» без кавалера.
— Вот кто гонится за деньгами, — сказала Линда, — и подвернись ей какая-нибудь возможность…
— У нее чудесные вечерние туфельки.
— У Лили? Голодала, чтобы купить их.
Тогда я спросил Линду, почему это девушки так не любят друг друга. Линда засмеялась, но тут же нашлась:
