Избранное - [38]
Все чуть было не обрушилось в декабре. Папа, естественно, решил встретить Рождество с нами в Ницце, сообщил об этом Реджи, и тот, само собой, тоже возжелал к нам присоединиться. Я заболела гриппом. Реджи гриппа не испугался. По великой милости божией жена германского посла должна была родить первенца примерно 20 декабря, и у нее случились какие-то осложнения. Дальше пошла сплошная русская рулетка. К середине января мама сильно занемогла, и надо было скорее везти ее домой, в Кью-Гарденз. Тут, правда, Реджи совсем опешил: он привык повелевать рождением, а не распоряжаться смертью. Она умерла в феврале на своей постели. Положение мое было отчаянное. А я была грузная, как слониха. Ничего не поделаешь, пришлось во всем открыться папе; мало ему, бедняжке, было смерти жены, так тут еще импотент-зять, прелюбодейка-дочь, на подходе невесть чей ребенок-внук, и при этом в доме у нас, кстати сказать, дневали и ночевали мои сестры и брат. Я весь февраль напропалую молилась святой Анне — и она, голубушка, не выдала. 14 февраля, в день святого Валентина, Реджи позвонил из Дублина и спросил, очень ли я расстроюсь, если он первого марта отлучится на неделю в Турцию, на медицинскую конференцию. Я чуть не умоляла его оставаться там сколько душе угодно и обо мне не беспокоиться, я никуда не денусь; да он, отпетый эгоист, и без того не устоял бы перед соблазном: такая réclame, пожить пашою в Смирне, в отеле «Буюк-Эфес»! Второго марта я родила — уж конечно, преждевременно. А 17-го, в день святого Патрика, мы втроем возвратились в Дублин, всюду реяли флаги и гремели оркестры. Наверно, если б я тогда попросила подарить мне Тадж-Махал — я, мол, его на браслет подвешу, — он бы заказал два Тадж-Махала. — Она с усмешкой поглядела на меня. — Подарил он, как и следовало, нитку жемчуга.
Дирижер последним взмахом опускает палочку. Торжественно запахивается пурпуровый занавес. Низвергается град аплодисментов, каждая градина с булыжник. Да, моя Шехерезада умела представить дело занимательно, хоть порой и рискованно: муж, став рогоносцем, осыпает жену деньгами. Правда, неверная супруга была верна супружеской сделке. «Да плевать он на меня хотел, — как-то сказала она. — Я и нужна ему только для фасону, вместе с яхтой и „бентли“». В обмен на бешеные деньги из Монте-Карло она прославила его имя по всей Ирландии; да что Ирландия! — он стал известен почти как народный герой повсюду, где интересуются скачками: она-то ими интересовалась больше всех. И знала, на какую лошадь ставить — был бы жив мой брат Джим, он бы подкинул мне фактов; я ведь давно обнаружил, что подлинная память питается не чувствами, а фактами, которые в сумме образуют «жизненный опыт», налаживают душевное равновесие, определяют женский и мужской характер, человеческую отзывчивость и даже взгляд — на тебя или сквозь тебя. Понял я это с помощью самой Аны, которая от большого ума посоветовала мне завести настоящий дневник, а то вдруг я опять потеряю память, — видно, ей надоело разъяснять наше туманное прошлое. Я и правда стал вести дневник, но через год бросил. Оказалось, что я не факты в него заношу, а записываю впечатления, и там недостает мелких бытовых подробностей, единственно содержательных и выразительных.
Недавно я лишний раз убедился в своей правоте, читая мемуары одного иностранного дипломата: он, как и я, жил во время войны в Лондоне. Напрасно вчитывался я в страницу за страницей в поисках подмеченных мелочей, которыми, я уверен, изобиловали его служебные отчеты, ибо он был зорким наблюдателем английской жизни во всех ее чертах — он умел присматриваться к лицам и местности, социальным установлениям и житейским обычаям; в конце-то концов, люди его профессии просто обязаны внимательно наблюдать и убедительно описывать. И я заметил, что как только он больше обычного дает выход своим чувствам, так воспоминания его сразу уподобляются расплывчатым импрессионистским наброскам во вкусе Моне. Вот пример: ему позвонила хорошая знакомая и сказала, что если он хочет взглянуть на розы в Риджентс-парке, то пусть не откладывает, сезон на исходе. Его вступление отрывисто и четко. Он кладет трубку, убирает в сейф материалы Форин офиса, запирает под замок картотеку, по-видимому, берет шляпу и зонтик, должно быть, бросает пару слов секретарю или перед выходом на улицу инструктирует советника посольства — любая деталь насыщена потенциальным смыслом, — выходит на Уайтхолл, или на Пэлл-Мэлл, или где там они располагались, подзывает такси и велит шоферу ехать в парк. Далее выписываю:
