Избранное - [50]

Когда граф Правонски посочувствовал бедному Я., который выстрелил в «этого олуха егевя» и, возможно, вынужден будет уплатить компенсацию, разгорелся небольшой спор. Граф Правонски возмущался судебными порядками, при которых Я., наверно, придется платить. Он назвал их «абсуг’дными». Когда егерь травит дичь, то идет на «г’иск». Если его подстрелят, то сам виноват. Раз он дрожит за свою шкуру, то нечего травить дичь.

— Если такой дуг’ак, квуглый дуг’ак, тог’чит перед моим г’ужьем, то неужели я должен платить?

Граф Правонски словно специально подбирал слова с буквой «р».

— Но ведь Я. мог убить этого беднягу, — покачав сокрушенно головой, заметила графиня.

— Да. Чуть не застг’елил, — засмеялся граф Правонски. — И не случайно. Ведь он г’ассвиг’епел из-за оплошности егевя. Услышав его г’омкий квик, подбежал к нему и напг’авил на него г’ужье. «Не ог’и ты, болван, иначе застг’елю тебя».

— Я. поступил неправильно, несправедливо.

— И я бы пг’иствелил егевя.

— Не говорите так, дорогой Эндре. Вы не правы. Неужели вы способны ни с того ни с сего убить человека?

— Я? Пг’еспокойно. Не мог’нув глазом.

Надьреви сидел потрясенный. Он не высказал своего мнения, да и не мог этого сделать, потому что его не спрашивали. А если бы спросили, то он лишь выразил бы свое негодование. Молча сидел он и думал, как бы ему, не дожидаясь конца разговора, уйти из курительной. Может быть, встать и, извинившись, сослаться на какое-нибудь дело, ему, мол, нужно, например, написать письма. Или сослаться на головную боль. Он никак не мог решиться что-нибудь сказать, предпринять. Боялся нарушить приличия.

— Нельзя ли мне уйти сегодня пораньше к себе? — наклонившись к Андрашу, спросил он наконец.

— Идите смело, почему бы и нет? Может же у человека начаться понос.

— Однако… У меня слегка болит голова.

— Это другое дело. — И громко прибавил: — Господин Надьреви жалуется на головную боль.

— Как неприятно! — проговорила графиня. — Примите какое-нибудь лекарство.

— Не стоит. Болит не так сильно, — возразил учитель.

— Головную боль легко прекратить в самом начале. Подождите… У меня тут есть какое-то лекарство. Вы когда-нибудь пьете аспирин?

— Нет.

— Тогда аспирин прекрасно поможет. — Графиня вынула из ридикюля коробочку аспирина. — Вот, пожалуйста. Примите две таблетки. — Надьреви взял из коробочки две таблетки. — Впрочем, подождите. Черный кофе тоже помогает. Выпейте две чашечки.

И учителю пришлось выпить две чашки кофе и принять две таблетки аспирина по полграмма.

— А теперь вам лучше всего лечь в постель, — пришел ему на помощь Андраш.

Надьреви, встав, поклонился и ушел из курительной. В свою комнату.

Он зажег лампу и сел на диван. Вздохнул тяжело. Потом принялся ходить из угла в угол. Он был в отчаянии. Что за люди! И не поверишь, что есть такие.

Надьреви долго мучительно размышлял над словами графа Правонски. Убить человека! Страшно даже подумать. Живое существо с душой и телом. Причинить боль, нанести смертельную рану; пострадавший поймет, что с ним случилось, ужаснется, побледнеет, у него пресечется дыхание, он с криком упадет на землю, дернется всем телом и умрет. Живой человек превратится в труп. Пока сознание еще не покинуло его, он, верно, очень страдал от боли и ужаса. Ведь даже обычный обморок приносит болезненные ощущения. Словно безжалостная рука сжимает сердце. И ближнего обречь на такие муки! А потом видеть, как он страдает и гибнет. Жить с сознанием вины. Даже если придет раскаяние, будет поздно. Последует наказание. Тюрьма или казнь. Пронести через всю жизнь воспоминание о содеянном. Знать о страданиях и скорби семьи своей жертвы, матери, сына, жены. Носить клеймо «убийца».

При мысли обо всем этом стынет кровь. Неужели есть человек, готовый пойти на такое? Например, граф Правонски, бездельник, повеса, паразит, сатана. Каких только нет на земле тварей божьих! Палач с противными китайскими усами. Самый обычный франт с моноклем в глазу. Оружие, револьвер — сила слабых, жалких мерзавцев. Такому гаду и пощечину не дашь. Ведь он не ответит пощечиной, а отступит и, выхватив револьвер, выстрелит тебе в живот. Ужасно! Возможно, даже его оправдают. Он же мстил за пощечину. Правомерная самозащита; убийство совершено в состоянии аффекта и прочее. Еще, чего доброго, прослывет храбрецом. Джентльменом, как сказал бы Сирт. Хотя сам Сирт иной породы, — он лишь наивная обезьяна. Этакое подражание джентльменам. При случае надо рассказать ему об этой истории. Но что же, в сущности, произошло? Было произнесено несколько слов, суждение, отразившее внутренний мир отнюдь не оригинального, а вполне типичного человека. Что же сказал этот франт с китайскими усами об уплате компенсации? Компенсация, мол, не полагается пострадавшему. Надо же такое выдумать! И Андраш не возразил ему. Графа Правонски никто не предупредил о возможных последствиях убийства. О том, что существует на земле правосудие, которое запрещает убийство и карает за него. Очевидно, по мнению графа Правонски, этот запрет на него не распространяется и означает лишь, что его самого нельзя убить. Франт с китайскими усами. Конечно, какое правосудие может его покарать? Ведь это было бы не правосудие, а «настоящий абсуг’д».