Избранное - [41]
— Было по кому-нибудь заметно, что он «против» проголосует?
— Я думаю, Ношреван Харбедиа «против» голосовал. Вроде он с тобой дружбу водит, но такому ни на минуту нельзя доверяться. Не наш он человек, попомни мое слово. Даже если ты ему яичницу на ладони изжаришь, он тебя не пощадит. Нужен ты ему — он тут как тут, залезет и ластится — лиса лисой, а если не надеется урвать чего-нибудь — все, ты для него не существуешь!
— Кто? Ношреван?!
— Да, Ношреван, Ношреван. Чего только я для него не делал, шкуру с себя готов был содрать. Такая дружба — ну душа в душу. Не было случая, чтоб в моем доме хоть стакан вина без него выпили. А ошибся я разок, погорел немножко — да ты помнишь это дело, — он тут же от меня отвернулся. Да что отвернулся, следователю показания дал: я, мол, замечал, что он какими-то темными делишками занимается. Когда закрыли мое дело, позвал я его к себе домой, изорвал об его голову эти его показания и так прямо и сказал: «С этого дня ты сам по себе, а я сам по себе». Вот и живу себе тихо-мирно.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Лаврентий, когда они поравнялись с калиткой Сандро.
— Жизнью твоей клянусь, не пущу никуда! Как так? Неужели мы с тобой не друзья? Я мигом маринадов достану, сыр хороший, хлеб горячий, и посидим, покалякаем…
— Некогда мне, спасибо, — бросил Лаврентий и чуть ли не бегом пошел прочь.
— Лаврентий, ради бога, то, что я о Ношреване сказал, между нами! — крикнул ему вслед Сандро Киладзе и ногой толкнул калитку.
Ношревана Харбедиа Лаврентий застал дома, тот чистил клетку кенаря.
— Ты? — проговорил Ношреван и включил настольную лампу.
— Я.
— Куда ты исчез? Искал я тебя после этого дела, хотел поговорить.
— В хорошем настроении вы меня оттуда выпроводили.
— Хочу дать тебе совет.
— Какой?
— Напиши протест. Опротестуй нас. Там процедура была нарушена. Протокол не велся.
— На кой черт мне звание, полученное такой ценой? Да гори оно синим пламенем!
— Дело принципа. Ты непременно выиграешь. Не должны мы допустить, чтобы их взяла.
— Где птаха?
— Вон там, под котелком.
— Как бы не задохнулась. Воздуха ей хватает?
— Не задохнется, я ненадолго. Пожалуй, продам ее. Не до нее мне теперь. Мои за ней не смотрят. Иной раз месяц пройдет, и ни разу воду не сменят. Только трели ее слушать любят. Провоняла птица, а почистить клетку никому в голову не приходит. Все на меня смотрят. А я возьму и продам.
— Это все ерунда, — вздохнул Лаврентий. — Скажи мне, что там сегодня случилось, я сам не свой.
— Об этом-то я и хотел поговорить, а ты убежал. Из спорткомитета, оказывается, потом звонили. Ходжава говорит: «Что вы там натворили? И это называется объективное и принципиальное бюро? Гнать всех вас надо!..» Может, и распустят теперь…
— Мне уж это не поможет. Я свое получил. Горечь в глотке торчит, не проглотить.
— Что поделаешь. Сомневайся мы хоть чуточку сначала, иначе бы все организовали.
— Как «иначе»?
— Заранее бы всех предупредили, поговорили бы с каждым. Я встал бы и охарактеризовал бы тебя честь честью. И сам бы голоса подсчитал. А как же! Их бы за дверь выставил и, окажись в ящике что не так, вовсе заменил бы бюллетень.
— Да ладно тебе. И кого бы я провел такими приемами? Самого себя?
— Если б ты не заслуживал, другое дело. Знаешь мой характер: хоть ты мне как брат родной, я прямо в лицо сказал бы — не заслужил еще, погоди маленько, правила подучи. Но ведь все обстоит иначе! Что? Нестор Катамадзе, этот никудышный пустомеля Нестор Катамадзе судья республиканской категории, а ты — нет?!
— А что Нестор?
— То, что он «против» голосовал, можешь не сомневаться. Рядышком со мной сидел. Когда бюллетени раздали, я с места не сдвинулся. «За» оставил, «против» зачеркнул и бросил в ящик. А Нестор взял свой бюллетень и говорит: «Раз уж голосование тайное, пусть тайным и будет». Отошел к окну, минут десять простоял там, сложил вчетверо свой листок и опустил последним. Тогда же у меня мелькнуло: «Против, — думаю, — мерзавец, проголосовал». Но одного я не боялся. Думал, все остальные «за» проголосуют.
— Выходит, ошибся.
— Что за фрукт этот Нестор, всякий знает, но какая муха остальных-то укусила? Как могли Миха Сопромадзе, Сандро Киладзе и Амиран Таргамадзе против тебя проголосовать? В особенности Амиран Таргамадзе…
Ношреван вытряхнул клетку, дунул на нее, и облако пыли пронеслось по кухне. Потом протер клетку мокрой тряпкой, но, учуяв, что она все еще воняет, подставил под кран.
— Одно тебе скажу: пережди немного и снова подавай заявление. Протест писать не стоит. Тут ты, пожалуй, прав: они еще больше обозлятся. Подавай новое заявление, а дальше уж я знаю, как мне действовать. Что ты на это скажешь?
Не дождавшись ответа, Ношреван приподнял колпачок настольной лампы и огляделся. Лаврентия на кухне не было.
Нестор Катамадзе жил на Сухумской улице в двухкомнатной коммунальной квартире.
Дверь Лаврентию открыла седая женщина в фартуке.
— Простите, Нестор дома?
— Да, да. Пожалуйста, входите.
— Вы…
— Я его теща. Входите, входите.
Лаврентий вошел. Теща подала ему стул и, извинившись, сказала:
— Он купается. Если что-нибудь срочное, я скажу и потороплю.
— Давно он в ванной?
Писатель затрагивает злободневные проблемы нашей современности. Написанные с мягким юмором остросюжетные новеллы знакомят нас с повседневными заботами, делами, порой запутанными взаимоотношениями людей. Но перо автора становится сатирически беспощадным, когда он ополчается против тех негативных явлений сегодняшней жизни, которые мешают прогрессу нашего общества.
Мосэ Ортовидзе довольно долго находился в заключении. Мосэ Ортовидзе был осужден за мошенничество.«Аферист», «плут», «жулик» - такими вот словами характеризовали обычно Мосэ. Но однажды Мосэ ловко провели...
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.