Избранное - [14]

— Эу, не слышишь, что ли?

— Слышу, слышу!

Минаго шлепает по грязи.

— Все у вас в порядке? Доброе утро!

— Бог миловал. Доброе, доброе! А у вас как?

— Обошлось. Вот у Шакро Харабадзе дом обрушился.

— Да что ты?! — испугался я.

— Успели выскочить. Как тряхнуло первый раз, схватил Шакро детей и прямо во двор. Кажется, жену задело кирпичом. Так, слегка, ничего серьезного.

— Ну слава богу, раз сами-то целы и невредимы остались.

— Должно быть, на этом не кончится, видать, по второму заходу качнет. Что тогда будет, не знаю.

— Чего ж ты ночью-то трепался: идите, мол, в дом, толчков больше не будет!

— А что мне оставалось делать? Ведь замерзли бы на морозе. Да и какая тебе разница: на морозе ли закоченеть или быть заживо погребенным? Одно плохо: пускай бы прямо во сне и приканчивало человека. А то сперва разбудит тебя, подбросит, как мяч, а ты только и можешь, что глазами хлопать.

— Нашел тоже над чем шутить.

— Отчего ж мне не шутить?! — растянул лицо в улыбке Минаго.

Я надел резиновые сапоги. Натянул на голову сложенный в виде капюшона мешок.

— Пройдем так, задами.

— Здесь грязь по колено.

— Давай, давай пошли тут, по новой дороге больше грязи. Надо бы гравия там подсыпать, иначе не то что машина, арба не проедет.

Шакро живет на склоне оврага, у самой воды. Двор у него довольно большой, но что толку — место неровное. Как он ухитряется обрабатывать эти бугры и впадины, просто диву даешься. С братом у него ссора вышла — и переселился он в позапрошлом году сюда. Этот дом ему тесть подарил. Честно сказать, ветхий был домишко. С трудом его собрали. Вообще чем канителиться со старым домом, перевозить его, заново ставить, лучше уж новый построить, расходы все равно те же. Тут хоть знаешь, что дом новый, и живешь со спокойной душой.

Вот и овраг. Здесь уже вовсю кипит работа. То, что не доделало землетрясение, завершили соседи. Разобрали дом Шакро и сложили по частям во дворе. Женщины снуют взад-вперед, перетаскивают разный домашний скарб на кухню. У Шакро новая кухня, крытая дранкой. Ничего, жить в ней можно. Мы с Минаго тоже взялись за дело, поставили козлы под ореховым деревом — доски пилить.

Человек десять подсобляют Шакро. Сегодня уж не успеем, а с завтрашнего дня примемся за дело вплотную. Только сейчас Шакро выбрал для нас время. Подходит к нам и смеется. Не свихнулся ли, несчастный: у него дом обрушился, а он смеется!

— Что зубы-то скалишь? — сердито встретил я его.

— Дядя Титэ, наверное, найдется во всей деревне хоть один человек, который рад моему несчастью? Да что тут говорить, конечно, найдется. Вот я назло тому человеку и смеюсь. Не буду же я плакать и волосы на себе рвать?! Этим горю не поможешь. Пусть враги мои плачут. А мне незачем слезы лить. Вот только жена немного занемогла: черепица ей в спину угодила, а так бог миловал. Да и этого бы не случилось, послушайся она меня. Беги, говорю, слушай, скорее во двор! Дети у меня оба на руках, цепляются с перепугу за шею. Ей бы сразу следом за мной выскочить, куда там! — возится чего-то, боты застегивает, даже в зеркало, кажется, успела посмотреться. Стою во дворе и ору ей. Детей не мог оставить, а то сам бы ее выволок. Думаешь, кричу, землетрясение тебя дожидаться будет? Ну а как только высунулась наконец, тут-то ей и — бац! — черепицей по хребту. Тогда уж будь здоров как изволила припустить!

С таким смаком и так живо рассказывает это Шакро, что мертвого может рассмешить. Соседи пришли к пострадавшему человеку утешить, поддержать, подбодрить. А у пострадавшего, оказывается, и без того преотличное настроение. Дай бог ему здоровья и удач.

На другое утро чуть свет собрались мы у Шакро. Я и Минаго приволокли два пятиметровых бревна. Три года сушили их в лесу в укромном, потайном месте. Смотрим, и другие тащат кто что может. Одни — столбы тесаные, другие — доски. Судили, рядили, взвесили, прикинули: если что надо заменить, заменим, что надо добавить, добавим и воздвигнем дом. Врагу своему не пожелаю, чтобы деревня отвернулась от него в такой бедственный час.

Дело у меня появилось. Ожил я. Вот уже третий день подсобляем мы Шакро. Работы еще дня на два хватит.

Что может быть лучше? Собрались все вместе, заняты делом, помогаем человеку. В сумерки хозяйка накрывает нам на стол. Даже у еды совсем другой вкус. В небольшом чури[2] в марани Шакро давно уже дно показалось. Каждый вечер навеселе возвращаемся домой. Теперь и не замечаешь, как темнеет и светает. А сколько балагурим! Наши ребята мастаки на шутки и зубоскальство. На свою голову рассказал я (каждый о себе рассказывал), как мы с Пелагеей со страху прижимались друг к другу на полу. Ну они и намотали это себе на ус. Разве Минаго заставишь замолчать? Вот уж у кого и вправду язык без костей. «Дядя Титэ, — говорит, — кто был снизу, ты или жена твоя Пелагея?» Вот такой он у нас распущенный. Без скабрезностей не может. Мысль у него всегда в одном направлении работает. Сущий бес, а не человек. «Брось ты, — говорю, — языком своим паршивым молоть». Но чем больше я злился, тем смешнее делалось ребятам. «А, ладно, — думаю, — пускай себе гогочут: надоест — и перестанут».