Избранное - [31]

Опустив голову, скрюченный заковылял к ручью. Шеф самодовольно усмехнулся, но глаза его испуганно перебегали с предмета на предмет.

— Видишь? — обратился он ко мне. — Паразит, но вышколенный. Дрессировка. У меня в коммунальных предприятиях целый зверинец подобрался. Капиталисты. Бывшие люди. И я их дрессирую. Видишь? Он и в ненависти должен признаться. Что? Это точно. А что он может сделать? Не послушается — завтра же вылетит. Куда он тогда денется — ничего ведь не умеет, только грабить. Так пусть уж лучше ненавидит и слушается. Это подлый паразит, капиталист, подлый подхалим. Вот я его и учу по-своему. Но людей из таких все равно не получается, нет. Эй, Маска!

— Иду, шеф!

Скрюченный подал стакан. Шеф налил и выпил залпом стакан водки. Взгляд его на минуту прояснился, глаза остановились, зрачки расширились. Он прокашлялся.

— Точно! — Он обернулся ко мне. — Что ты на меня глаза пялишь? Что я пью? Думаешь — алкоголик? А если даже так?

— Вы действительно… того?

— Действительно! А если и так? Жизнь меня таким сделала! Жизнь!

Он махнул рукой и отвернулся.

— Эй, Мери, иди сюда, выпей.

Женщина, стоявшая поодаль, смотрела на нас с детским любопытством. Приложив палец к губам, она нерешительными шагами приблизилась к нам. У нее были широкие бедра и высокая тяжелая грудь, ритмично колыхавшаяся при ходьбе.

Женщина подсела к шефу, вытянула большие толстые ноги, повертелась, устраиваясь поудобнее, и сняла туфли. Шеф обнял ее за плечи.

— Выпей, Мери, единственная моя, — сказал он и, обращаясь ко мне, спросил: — Лакомый кусочек, а? — И похлопал ее по ляжкам.

Женщина захихикала.

— Не шути, Яничко. Ты только и знаешь, что шутить, хи-хи-хи!

— У нее только один недостаток, — продолжал шеф, блуждая окрест взглядом, словно отыскивая предмет, на котором можно остановиться. — Она хочет выйти замуж.

— Врешь, Яничко. Это ложь, хи-хи-хи!

— Но беда не в этом. Хочет выйти за меня.

— За тебя?

— Не хочешь?

— На что ты мне? Я свободная женщина, делаю что хочу. На что ты мне нужен?

— Точно! — сказал шеф и хлопнул себя мягкой ладонью по колену. — Это точно! Хо-хо, свободная женщина! Свободная от домашнего хозяйства! Свобода! Лижешь у меня руки — вот она твоя свобода! Вот как!

— Если хочу — лижу, — ответила женщина; она больше не хихикала, ее гладкий высокий лоб прорезала упрямая детская складка. — А когда расхочется — перестану. Я свободная женщина, зря ты смеешься.

— Шеф, — произнес скрюченный притворно сладким голоском. — Мясо вином полить?

Пока мы беседовали, скрюченный суетился, резал мясо на куски, нанизывал их на вертел.

— Будто сам не знаешь! — недовольно оборвал его шеф. — Налей!

Шеф налил водки на троих и выпил первым. Положив руку на грудь, откашлялся.

— Свобода, — произнес он глухим голосом. — Все к ней тянутся. А что она такое? Ничто! — Он разжал кулак и поглядел на пустую ладонь. — Ничто! Мираж! Ловушка для глупцов! Вот хоть бы она! Свобода! Освобожденная от домашнего хозяйства! Коммунальное предприятие! Грабители и обжоры!

Взгляд его на мгновение оцепенел, глаза совсем помутнели, наполнились пьяными слезами. Он высморкался, вытер глаза рукавом.

— Ну, ничего, — сказал он. — Извини, дружище. Я человек чувствительный.

— Сентиментальный.

— Да, сентиментальный. Жалко мне себя. Иной раз так жалко, что землю грызть хочется. Вот я и пью.

Он понурил голову, бледные щеки его слегка отвисли. Женщина нежно коснулась его рукой, погладила по голове.

— Не грусти, Яничко, не надо!

Он поднял голову.

— Да, Мери. Ты права. Выпьем!

Он снова выпил, но, видимо, водка не прогнала навязчивой идеи.

— Я хотел быть чистым, понимаешь? Чистым и свободным. С юных лет мечтал быть чистым и свободным. А что получилось? Ловушка. Пахнет сальцем, вот мышка сама и лезет. А ловушка захлопывается. Все мы в ловушке. Мышь и сальце. Так! Точно!

— Лучше спой что-нибудь, Яничко, — печально попросила женщина.

— Кш-ш! — рассерженно зашипел шеф. — Курица! Квочка! Что ты понимаешь? Это же философия! Не для баб! Слыхал ты, как рассуждает? Как курица! Я, говорит, свободна. Настоящая курица: там клюнет, здесь клюнет. Куриная свобода. Говорит «свободная», а это попросту означает «доступная». Не продажная, а доступная женщина. А она говорит «свободная»! Свобода клевать. Куриная свобода!

— Яничко!

Женщина обиженно отодвинулась. Но шеф не заметил этого.

— Хо-хо! Точно! Прежде были вдовушки, а теперь вот такие. Ни рыба ни мясо. Живем по-современному. И женщины доступные есть.

— Яничко! — повторила женщина. Уголки ее пухлых губ плаксиво опустились.

— Ничего, — сказал шеф, положил руку на плечо женщины и притянул ее к себе. — Вот так-то лучше.

— Ты будешь хороший?

— Хо-хо, нет, не буду. Знаю я хороших людей. Они, эти хорошие люди, так и сыплют лживыми словами. Сладенькими такими. Сю-сю-сю да сю-сю-сю. А я человек прямой, откровенный. Ничего не таю. Точно. Ничего!

Однако взгляд шефа испуганно перескакивал с предмета на предмет, словно изобличая его во лжи. На минуту он затих.

Солнце зашло, стало прохладно. Достав из машины сухие буковые дрова, скрюченный разложил костер.

Шеф допил остатки водки и бросил пустую бутылку в ручей.

— Никак напиться не могу, — угрюмо произнес он. — А это хуже всего.