Избранное - [8]

С мотива сбившихся колёс

Забыть, закутавшись, в вагоне

Весенний цвет её волос.

Ловить мелодию на память

И, перепутав имена,

Смотреть заснувшими глазами

В расщеп вагонного окна.

3

Когда прощаются, заметьте,

Отводят в сторону глаза.

Вот так и с нами было.

Ветер

Врывался в вечер, как гроза.

Он нас заметил у калитки

И, обомлев на миг, повис,

Когда, как будто по ошибке,

Мы с ней, столкнувшись, обнялись.

1938

«Мне только б жить и видеть росчерк грубый…»

Мне только б жить и видеть росчерк грубый

Твоих бровей. И пережить тот суд,

Когда глаза солгут твои, а губы

Чужое имя вслух произнесут.

Уйди. Но так, чтоб я тебя не слышал,

Не видел… Чтобы, близким не грубя,

Я дальше жил и подымался выше,

Как будто вовсе не было тебя.

1939

М. Соколов. Женский портрет

«Я знал одно…»

Я знал одно —

Куда милей кочевье.

Спать на полу,

Читать чужие книги,

Под голову совать кулак иль камень,

И песни петь —

Тревожные, хмельные,

Ходить землёй,

Горячею от ливня,

И славить жизнь…

1940

Ярославль

Я слышал — город есть такой,

Там небо достают рукой,

И, поднеся поближе к глазу,

С ладони выпивают разом.

Мне возразят, что это миф,

А мифу место лишь Эллада,

Но разве, город полюбив,

О нём выдумывать не надо?

Кто раз в мои стихи заглянет,

Того в тот город жить потянет, —

Как ни упрямьтесь, я заставлю

Вас всех бродить по Ярославлю.

1938

Одесская лестница

Есть дивные пейзажи и моря,

Цветут каштаны, выросли лимоны.

А между нами, впрочем, говоря,

Я не глотал ещё воды солёной.

Не видел пляжа в Сочи, не лежал

На пёстрой гальке в летнюю погоду,

Ещё ни разу я не провожал

В далёкий рейс морского парохода,

Не слышал песен грузчиков в порту.

Не подышал я воздухом нездешним,

Не посмотрел ни разу, как цветут

И зноем наливаются черешни.

Не восходил к вершине с ледорубом,

Не знал повадок горного орла.

Ещё мои мальчишеские губы

Пустыня древним зноем не сожгла.

Ташкента не узнал, не проезжал Кавказа,

Не шёл гулять с ребятами на мол.

Ещё одесской лестницей ни разу

Я к морю с чемоданом не сошёл.

Мне двадцать лет. А Родина такая,

Что в целых сто её не обойти.

Иди землёй, прохожих окликая,

Встречай босых рыбачек на пути,

Штурмуй ледник, броди в цветах по горло,

Ночуй в степи, не думай ни о чём,

Пока верёвкой грубой не растёрло

Твоё на славу сшитое плечо.

1939

После ливня

Когда подумать бы могли вы,

Что, выйдя к лесу за столбы,

В траву и пни ударит ливень,

А через час пойдут грибы?

И стало б видно вам отселе,

Лишь только ветви отвести,

Когда пойдёт слепая зелень

Как в лихорадке лес трясти.

Такая будет благодать

Для всякой твари! Даже птицам

Вдруг не захочется летать,

Когда кругом трава дымится,

И каждый штрих непостоянен,

И лишь позднее — тишина…

Так ливень шёл, смещая грани,

Меняя краски и тона.

Размыты камни. Словно бивни,

Торчат они, их мучит зуд;

А по земле, размытой ливнем,

Жуки глазастые ползут.

А детвора в косоворотках

Бежит по лужам звонким, где,

Кружась, плывёт в бумажных лодках

Пристрастье детское к воде.

Горит земля, и пахнет чаща

Дымящим пухом голубей,

И в окна входит мир, кипящий

Зелёным зельем тополей.

Вот так и хочется забыться,

Оставить книги, выйти в день

И, заложив углом страницу,

Пройтись босому по воде.

А после — дома, за столом,

Сверкая золотом оправы

Очков, рассказывать о том,

Как ливни ходят напролом,

Не разбирая, где канавы.

1939

Д. Цуп. Утреннее солнце. Уславцево

«По какой тропинке…»

По какой тропинке —

не припомню,

только шёл я, как идут ко дну.

Словно к плахе,

было нелегко мне

подходить к забытому окну.

Вот и дом. Цветов встаёт засада.

Белая сыпучая сирень

протянула руки с палисада —

уцепились ветви за плетень.

И не дрогнет за дорогой тополь,

не стряхнёт

холодный пот росы…

И легли в траве высокой тропы,

как плетенья девичьей косы.

1938

«Заснуть. Застыть…»

Заснуть. Застыть.

   И в этой стыни

смотреть сквозь сонные скачки

в твои холодные, пустые,

кошачьи серые зрачки.

В бреду, в наплыве идиотства,

глядя в привычный профиль твой,

искать желаемого сходства

с той. Позабытой. Озорной.

И знать, что мы с тобою врозь

прошли полжизни

   тьмой и светом

сквозь сон ночей, весны —

   и сквозь

неодолимый запах лета.

И всё ж любить тебя,

как любят

глухие приступы тоски, —

как потерявший чувство красок

любил безумный,

   страшный Врубель

свои нелепые мазки.

1938

Осень

Кончался август. Ветер в груши

бросал предутреннюю дрожь.

И спелый колос грустно слушал,

как серп жевал сухую рожь.

Рябины красными кистями

свисали ниже над землёй.

Качались ивы над домами,

заплакав ржавою слезой.

Но с каждым днём всё холодало.

Темней и глуше день от дня.

И осень рыжим одеялом

покрыла тощие поля…

1936

Д. Цуп. В мастерской художника

Художник

Ник. Шеберстову

Одно художник в сердце носит:

на глаз проверенным мазком

пейзаж плашмя на землю

   бросить

и так оставить. А потом

всё взвесить, высчитать,

   измерить,

насытиться ошибкой всласть,

почти узнав, почти поверив,

к концу опять в безверье впасть.

И так все дни.

   И с риском равным

быть узнанным, взглянуть в окно.

Весь мир

   принять вдруг за подрамник,

в котором люди — полотно.

И дать такую волю кисти,

так передать следы земли,

чтоб в полотне живые листья

шумели, падали, цвели.

1939

Волк

Когда раздался выстрел, он

ещё глядел в навес сарая,

в тот гиблый миг не понимая,

что смерть идёт со всех сторон.

Он падал медленно под креном

косого резкого угла.