Избранное - [9]

В. Сорокин

КОЛЕБАНИЯ Повесть

I

Ху Гогуан, преисполненный надежд, возвращался домой. На душе у него было радостно. Он так был занят мыслями о своей карьере, что даже не чувствовал, как на кончике носа, покрасневшего от северного ветра, повисла прозрачная капля.

Когда Ху Гогуан вошел в ворота, он услышал, как в одной из комнат что-то зазвенело. Вероятно, разбилась фарфоровая вещь. Видимо, опять ссорились его жена и Цзинь Фэнцзе.

Быстрыми шагами он направился внутрь дома, миновал две пустующие комнаты, как вдруг из гостиной до него донесся крик:

— Не дашь? Ладно! Вы оба — тухао и лешэнь[1]. Старик, может быть, завтра сядет в тюрьму, имущество обобществят! Тогда я должен остаться без своей доли?

Слова «тухао» и «лешэнь» глубоко поразили Ху Гогуана. Он вздрогнул и замедлил шаги.

«Все же пришли описывать», — чуть не высказал он вслух мысль, которая давно не давала ему покоя. Он был так взволнован, что не узнал голоса кричавшего. Большая надежда, внушенная ему всего полчаса назад Чжан Тецзуем, сразу рухнула.

Он инстинктивно остановился и повернул было обратно, но за спиной его раздался пронзительный крик:

— Господин! Господин!

На этот раз Ху Гогуан узнал голос Цзинь Фэнцзе и с опаской оглянулся. Цзинь Фэнцзе уже подходила к нему. Как всегда, лицо ее было покрыто белоснежной пудрой, а губы ярко накрашены. Она, как обычно, кокетливо играла глазами и изгибала стан. Вид у нее был легкомысленный: ни капли смущения или замешательства.

— В чем дело? — взяв себя в руки, спросил Ху Гогуан. Тут в комнату робко вошла девочка-служанка Иньэр.

— Молодой господин опять поругался с госпожой. Он разбил чайник, топает ногами и кричит уже целых полдня.

— И меня прибил, — вставила Иньэр, прижимая ко рту покрасневшие от холода руки и старательно согревая их дыханием.

Ху Гогуан уже совсем успокоился и облегченно вздохнул.

— А ты не болтай! — гневно прикрикнул он на Иньэр. — Убирайся отсюда!

Затем большими шагами пересек внутренний дворик и вошел в гостиную.

Ху Гогуан прежде был уездным шэньши[2]. Еще два месяца назад, сидя в чайной «Цинфэнгэ» на улице Сяньцяньцзе, он рассуждал о заслугах милитаристов У и Лю[3], хотя тогда над уездной управой уже был вывешен флаг с изображением белого солнца на голубом небе[4].

Еще в 1911 году, когда в провинции восстали войска, захватили арсенал Чувантай и изгнали Жуй Чэна[5] эта старая лиса Ху Гогуан первый срезал косу[6]. В то время ему было всего тридцать четыре года. Отец его, служивший директором сиротского дома, был еще жив. Цзинь Фэнцзе еще не была куплена, а сыну Ху Гогуана исполнилось только три года. Прикрываясь посеребренным значком какой-то партии, Ху Гогуан благополучно зажил здесь как шэньши. До последних дней провинциальные власти менялись в среднем каждые два года, а уездные — раз в полгода, но положение Ху Гогуана оставалось прочным. Он считал, что, поскольку существуют уездные начальники, нужны и шэньши и уездным властям не обойтись без них. «Уж мою-то чашку для риса не разобьешь», — думал он. Поэтому, когда над уездной управой взвился флаг с изображением белого солнца на голубом небе, а в храмах бога — хранителя города появились бумажные полоски с надписью: «Долой тухао и лешэнь», — он сохранял обычное спокойствие и, восседая на почетном месте в «Цинфэнгэ», разглагольствовал о маршалах У и Лю.

Однако в последние полмесяца Ху Гогуан начал испытывать тревогу. Новый начальник уезда совсем не обращал на него внимания, некоторые шэньши, служившие много лет, тайком скрылись, а призывы «Долой тухао и лешэнь» не только появились на стенах, но и слышались повсюду. Друзья из провинции сообщили Ху Гогуану, что в провинциальном правительстве произошли большие изменения и что те, кто поумнее, в целях самосохранения переезжают в другие места.

Ху Гогуан плохо понимал, какие же перемены произошли в провинции, но чувствовал, что все идет не так, как раньше. Слухи день ото дня становились все более зловещими.

Ху Гогуан стал советоваться с женой, как поступить. Госпожа Ху считала, что прежде всего необходимо попросить Чжан Тецзуя погадать, а затем уж принимать решение.

И вот сегодня спозаранку Ху Гогуан направился к предсказателю, но тот не только не советовал скрываться, а уверял, что, как показывают гадательные знаки, Ху Гогуана ожидает удача и он будет избран «членом комитета». Возвращаясь от Чжан Тецзуя, Ху Гогуан пришел в приятное расположение духа: скандал, устроенный сыном, явился для него неожиданностью и заставил пережить напрасный испуг.

Когда Ху Гогуан вошел в гостиную, его заметила жена и тут же принялась жаловаться на непочтительность сына. Квадратный стол, стоявший посреди гостиной, был опрокинут. На полу белели осколки чайника, напоминая о ссоре; только крышка чайника уцелела и лежала на уголке чайного столика.

Сын с потемневшим лицом сидел справа на стуле. Увидев отца, он, по-видимому, испугался, но сделал вид, что не замечает его.

— Он только вчера взял два дяо[7], а сегодня ему опять нужны деньги, — тяжело дыша, проговорила госпожа Ху. — Во что бы то ни стало требует пять дяо. Я не дала, тогда он поднял крик, побил Иньэр да еще стал бросать вещи. Я рассердилась и сказала ему что-то наперекор. Тут он вскочил и наговорил мне целую кучу мерзостей. Да лучше спроси его сам!