Избранное - [28]

В это время Ху Гогуан, выдававший себя за хозяина «Вантайцзи», стоял на высоком прилавке и произносил речь. Он ругал тех торговцев, которые не считаясь с интересами приказчиков и общей обстановкой, помышляли закрыть свои лавки. Он утверждал, что даже полное разорение не заставит его прекратить торговлю.

Он легко оправдал Ван Жунчана, уверяя, что тот всего лишь глупый, наивный человек, преданный хозяину и не разбирающийся в общем положении. Он отметил, что хулиганы, спровоцировавшие волнение, безусловно действовали по указке реакционеров. Наконец, он заявил, что лавка «Вантайцзи» согласна немедленно выполнить три требования профсоюза приказчиков и намерена для совместного ведения торговли организовать комитет, в который входили бы владелец и служащие. Во имя интересов революции, заявил Ху Гогуан, он готов на любые жертвы!

Горячие аплодисменты и возгласы явились одобрением Ху Гогуану за его готовность к великодушию и самопожертвованию.

Лу Мую никогда не думал, что его друг окажется таким молодцом, и от радости не в силах был произнести ни слова. Но уполномоченным объединенного собрания неудобно было уйти, никак не проявив себя. Поэтому Фан Лолань как представитель партийного комитета рассказал людям о решении, принятом на объединенном собрании. Линь Бупин, давно уже взобравшийся на прилавок, добавил:

— Мы просим центр прислать уполномоченного для руководства, но нам самим нужно всеми средствами подавлять реакционеров. Пикетчики и бойскауты должны усилить бдительность и арестовывать тех, кто распускает слухи, а также тех, кто укрывает товары. Хулиганов, подкупленных тухао и лешэнь, будем ловить и расстреливать! Некоторые уверяют, будто профсоюз приказчиков слишком жесток, а пикетчики чересчур свирепы. Эти люди не понимают, насколько опасны владельцы лавок, настроенные реакционно. Ведь они хотят, прекратив торговлю и спрятав товары, заморить нас голодом, предать голодной смерти весь город! Если бы все были готовы к жертвам и горячо преданы революции, как товарищ Ху Гогуан, все обстояло бы прекрасно!

С этими словами Линь Бупин горячо пожал руку Ху Гогуану. В толпе опять загремели аплодисменты. Кто-то выкрикнул:

— Да здравствуют революционно настроенные торговцы! Да здравствует Ху Гогуан!

Все подхватили:

— Да здравствуют революционно настроенные торговцы!

— Долой реакционных торговцев!

— Да здравствует Ху Гогуан, готовый на любые жертвы!

Так неожиданно Ху Гогуан превратился в новоявленного революционера и стал «революционным» торговцем.

Когда он спускался с прилавка, толпа подхватила его, начала высоко подбрасывать вверх, приветствуя криками и аплодисментами. Даже расстроенный Ван Жунчан, прятавшийся в углу лавки, не выдержал и захохотал.

Ху Гогуан был приглашен в профсоюз приказчиков и центральную профсоюзную организацию, где встретился с некоторыми революционерами. Он предложил провести завтра массовый митинг, направленный против тухао и лешэнь, и это предложение было сразу же принято.

Ху Гогуана пригласили выступить на митинге. Он ратовал за суровую расправу с реакционерами и заслужил бурные аплодисменты.

Фан Лолань также выступил и также восхвалял заслуги бойскаутов, пикетчиков и крестьянских отрядов самообороны в деле поддержания порядка. Фан Лолань, вероятно, был искренен в своих словах, потому что, когда он поднимался на трибуну, чтобы произнести речь, пробравшиеся на собрание прихвостни тухао внезапно начали скандалить. К счастью, пикетчики схватили их, и атмосфера воодушевления была восстановлена.

Теперь обстановка во всем уезде переменилась. Лавки по-прежнему были открыты, и хозяева больше не прятали товаров: это было бесполезно, так как товары невозможно было вывезти даже за ворота. Не увольняли приказчиков, так как те все равно бы не ушли. Увеличение жалования не было скреплено договором, но приказчики уже получили аванс. Поэтому вопрос о приказчиках почти был снят с повестки дня.

В это время из провинциального центра пришла ответная телеграмма, гласившая, что уполномоченный уже выехал для выяснения и разрешения дел и что до его приезда никакие массовые организации не могут действовать самовольно во избежание дальнейших осложнений. Тон телеграммы был строгим. И хотя прислана она была на имя уездного комитета партии и профсоюзов, не прошло и получаса, как о ней знал весь городок.

На улицах вполголоса говорили о том, что скоро все возвратится к старому. На бойскаутов посматривали косо. Часть лавочников тотчас собралась на тайное совещание.

На следующий день пять делегатов от лавочников пришли в уездный комитет партии и полицейское управление просить «помощи торговцам в создавшемся затруднении».

На воротах профсоюза кто-то наклеил листки:

«Свободу торговле! Долой деспотизм бунтарей!»

Лунь Бупин получил несколько анонимных писем с угрозами. В «Цинфэнгэ» опять появились подозрительные посетители. За двадцать четыре часа город вновь заволновался, вновь создалась напряженность.

Разговаривая с делегатами торговцев, Фан Лолань попал в затруднительное положение. Сначала он считал, что можно будет обойтись несколькими фразами вроде: «Трудности, переживаемые торговцами, давно известны нашему комитету, но мы не можем не улучшать жизненные условия приказчиков. Из провинциального центра прибыло телеграфное предписание — массовым организациям не предпринимать самовольных действий; комитет будет всеми силами проводить это предписание в жизнь и не позволит никому игнорировать его. Нужно подождать приезда уполномоченного; он все разрешит».