Избранное - [196]

Как раз тогда в адрес «Клича» стало раздаваться множество нелестных оценок. Многие считали, что в столь значимую эпоху для литератора совсем недостаточно лишь «криком» поднимать дух народа. Поэтому мы решили сменить название издания. Однако в обычной ситуации было бы не совсем хорошо изменять его лишь после выхода двух номеров журнала. Но сейчас, поскольку уж все равно было необходимо пройти регистрационные формальности, решили изменить название на «Маяк». Подумав, договорились в первом номере журнала вновь уточнить выпускающих, потому на первом листе написали: «Редактор — Мао Дунь, издатель — Ба Цзинь». Когда пал Шанхай, «Маяк» «переехал» в Гуанчжоу — правда, здесь выпускающие поменялись местами: «Редактор — Ба Цзинь, издатель — Мао Дунь». На самом деле в октябре месяце я покинул Шанхай, а редактором практически был один Ба Цзинь. И в Гуанчжоу свои обязанности издателя я исполнял лишь номинально — тогда я уже уехал в Сянган, где редактировал журнал «Канчжань вэньи» («Литература и искусство войны сопротивления»)[160].

В СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

5 декабря 1946 года в три часа пополудни «Смольный» медленно отошел от причала. Я стоял на верхней палубе корабля и не без грусти провожал взглядом проплывавший мимо шанхайский пейзаж.

«Смольный» главным образом предназначался для перевозки грузов. В то же время он мог брать на борт и некоторое количество пассажиров, которые размещались в каютах первого и второго класса. Корабль был невелик, около 5500 тонн водоизмещением, тем не менее пассажирская палуба была обставлена просто великолепно: здесь была отличная комната для отдыха, курительная, столовая, библиотека и демонстрационный зал. Мы с Дэчжи заняли двухместную каюту первого класса. Рядом с нами поселился третий секретарь посольства СССР в КНР, прекрасно говоривший по-китайски и любезно согласившийся сопровождать нас до самой Москвы. Кроме нас на корабле ехали дипломатические работники и военные советники из Советского Союза, а также несколько семей из Чехословакии и Югославии, возвращающиеся на родину через СССР.

В первые двое суток море казалось спокойным, а потом не на шутку разыгралось. Целую ночь напролет раздавался вой ветра, корабль бросало вверх и вниз, волны что есть силы били в стекло, а стулья в каюте прыгали, как резвые лошадки. Всю ночь мы не сомкнули глаз. А утром лишь вышли на палубу, глядь — весь корпус «Смольного» покрылся толстым слоем льда! Мы впервые ощутили русскую зиму — и как раз на советском пароходе «Смольный».

10-го числа в половине второго пополудни прибыли во Владивосток. Таможенный досмотр был очень строг, особенно для советских людей. Мы же являлись гостями СССР, поэтому пользовались особыми привилегиями, и наши вещи совсем не досматривались. Тем не менее в первый день нам так и не удалось сойти на берег. Сказали, что городские гостиницы заполнены туристами. На следующий день утром багаж нашего добровольного помощника все еще не был досмотрен. «Сегодня вечером, — сообщил он, — в Москву отправляется международный экспресс. Не хотите ли отправиться этим поездом? Если поедете, то можно не останавливаться в гостинице, а ехать прямо на вокзал». «Мне все равно, — ответил я, — боюсь лишь, что к тому времени ваши вещи так и не будут готовы к отправке». «Успеем», — уверенно сказал собеседник. Вечером на корабль прибыл представитель советского МИД. После приветствий он сказал, что билеты на поезд уже куплены, а так как до его отправления остается еще несколько часов, то он хочет предложить нам экскурсию по городу. Итак, мы в его сопровождении сделали на машине большой круг по улицам Владивостока.

В тот день так и не уехали. Мы с женой первыми прибыли на вокзал, а вот грузовик, перевозивший вещи нашего советского друга, был задержан по дороге и опоздал к поезду. Без него нам, паре «немых», пришлось бы очень трудно десять дней в поезде. Мы пропустили этот, заказав билеты на другой, следовавший через день. Представитель МИД и девушка из Интуриста отвезли нас в самую большую гостиницу города — «Челюскин». Старое здание, просторные комнаты, тишина — по всей видимости, здание было построено еще до революции.

Вынужденная остановка во Владивостоке позволила мне заполнить свои дневники и написать два коротеньких рассказа: «Смольный» и «Владивостокские впечатления». Это делалось в соответствии с обещанием, данным газете «Шидай жибао» («Эпоха») и Е Ицюню[161], — написать и отправить на родину произведение в форме путевых заметок и дневников об увиденном и услышанном по дороге в Советский Союз. Тема эта была утверждена заранее. Через день мне удалось передать мои статьи на «Смольный», возвращавшийся обратно в Шанхай.

Вечером 13-го числа мы благополучно сели в поезд. Провожающие нас принесли на станцию два бумажных свертка в дорогу. Оказалось, что в них съестное — сливочное масло, хлеб, икра, различные консервы, фрукты в сахаре. Они боялись, что в поезде будет плохое питание, а по дороге купить почти нечего. За двенадцать дней, что мы ехали по Сибири, нам пришлось убедиться, что жизнь народа пока очень тяжела. Советский Союз еще не полностью залечил все раны войны. В поездном купе нас разместилось двое, обстановка была отличная, по соседству находилась умывальная комната с кранами горячей воды. Но фактически в пути воды не хватало — кроме питья можно было умыться лишь раз в день.