Избранное - [98]

Тем временем мистер Рольф покрутился еще немного между согбенными спинами уибробцев и, убедившись в том, что все чинно и послушно пасутся, зашагал по аллее. Аллея привела его к низкой стеклянной постройке, подобной нашим парникам. Под прозрачной крышей постройки виднелись стойла с деревянными перегородками, устланные сухим сеном. Перед стойлами — охапки свежего клевера, маленькие миски с соей и ведра с водой, а в стойлах шевелились и брыкались маленькие жеребята… И опять я ошибся. Это были не жеребята, а уибробята в возрасте от двух до пяти лет. Гривки их сверкали чистотой, хвосты, к которым еще не прикасались ножницы, вольно стлались по сену, и вообще вид у них был самый счастливый.

При появлении Грейтполисмена все уибробята встали, подняли правые ручки и своими пальчиками показали латинское V, что на всех языках означает «виктория», то есть победа. Кого собираются побеждать уибробята, не знаю, но зрелище было умилительным. Грейтполисмен ответил на их приветствие, отечески улыбнулся им и сделал знак, чтоб они продолжали свои занятия. Они продолжили: одни склонились над учебниками математики, другие — над мисками с соей, третьи стали бороться.

Мистер Рольф собрался было уйти, но что-то его остановило. Он внимательно наблюдал-за одним уибробенком, который, увидев, что его товарищ выпил воду, пододвинул тому свое ведро. Тот наклонился, чтобы попить, но мистер Рольф оттолкнул ведро, а щедрого уибробенка отодрал за уши. Потом подошел к фонтану, наполнил пустое ведро и поставил его перед яслями испытывающего жажду уибробенка. На этот раз тот напился.

— Наш Грейтполисмен — прекрасный педагог, — восхищенно прошептал мистер Шпик. — Мы имели удовольствие наблюдать один из моментов его воспитательной деятельности.

— Я только не понял, — сказал я, — в чем провинился уибробенок, которого отодрали за уши.

— Разве вы не видели, что он дал свое ведро другому?

— И отлично сделал, — ответил я.

— Боже Уининиме! — рассмеялся мистер Шпик, — Да вы, европейцы, совсем отсталые.

Мальчуганы, сказал он, с шестимесячного возраста воспитываются в Грейтполисменствах, и это одно из самых замечательных изобретений уибробской педагогики. Здесь они отвыкают от молочной пищи и привыкают к растительной. Здесь они все получают из рук Грейтполисмена и таким образом сызмальства проникаются благодарностью и уважением к государству, в частности к Великой фирме, представителем которой по совместительству является каждый Грейтполисмен. Вот почему воспитательные меры еще в зародыше пресекают малейшую попытку взаимопомощи, которая могла бы подменить грейтполисменскую благотворительность и создала бы у детей ошибочные представления об их будущих возможностях как граждан.

— Кроме того, — добавил мистер Шпик, — мальчуган проявил сочувствие, а это признак порочной наследственности. Когда он вырастет, он будет непригоден для жизни. И вообще сочувствие к другим рассматривается у нас как огромное социальное зло. Да, да, мистер Драгойефф, если хотите преуспеть в Уибробии, вы должны рассчитывать только на себя, точнее на свои копыта… Извините, я забыл, что у вас нет копыт.

Он смутился, и я, чтобы помочь ему выйти из неловкого положения, спросил, сводятся ли функции Грейтполисмена к тому, что мы видели на лужайках и в парнике. Да, ответил мистер Шпик, почти. Остальные его функции не имеют особого значения, поскольку управлять уибробцами, прошедшими через стойла и пастбища Грейтполисменств, не представляет никакого труда.

— По существу управлять нам некем, — с гордостью заключил мистер Шпик.

Тем временем Грейтполисмен направился к резиденции, и мы поспешили привести себя, насколько это было возможно, в порядок. К сожалению, мои колени по-прежнему торчали из брюк, а локти — из рукавов.

— Хау ду ю ду! — весело произнес мистер Рольф, входя быстрым военным шагом и постукивая хлыстом по голенищам своих сапог. — Чувствуйте себя как дома, миссис и мистер… ммм…

— Драгоевы, — поклонился я.

— Йес, Драгойефф.

В зале сильно запахло лошадиным потом. Мистер Рольф действительно являл собой великолепный образец уибробца: молочно-белая кожа, как у ирландца или шведа, раскосые глаза, большой породистый нос. Крупные, как тесла, зубы делали его улыбку очень привлекательной, а величина копыт, хотя и скрытых сапогами, внушала благоговейное уважение.

Грейтполисмен галантно поцеловал Лине руку, стиснул мою двумя перстами, словно двадцатью, и пригласил нас в свой кабинет. Это было очень просторное помещение. Посредине до самого потолка возвышались три известные уже нам статуи Их Превосходительств. Напротив статуй стоял огромный письменный стол — на нем были размещены семьдесят радиотелефонов, маленькая, но мощная радиостанция, обеспечивающая круглосуточную связь с Уиброб-сити и Великой фирмой, и телеэкран средней величины, то есть пять на восемь ярдов. Этот телеэкран, как заметил мистер Рольф, позволял ему просматривать в любое время дня и ночи всю Лаггнеггскую область, а также каждого отдельного жителя, где бы тот ни находился в данный момент, включая постель и ванну.

— Лояльность уибробцев не подлежит сомнению, — шутливо сказал мистер Рольф, — но не мешает подкреплять ее последними достижениями слухово-зрительной техники.