Избранное - [51]

Разговор состоялся в летнем ресторанчике неподалеку от их учреждения. Светозар выбрал столик в глубине сада и заказал анисовку. Колев пошутил:

— Ты знаешь, дорогой, кто пьет анисовку? Самоубийцы и люди с шатким характером.

— Может быть, ты и прав, — усмехнулся Светозар.

Он отпил из своего стаканчика. Жгучая жидкость растеклась как огонь в его груди и ударила в голову. Оркестр играл «Голубой Дунай». Разноцветные лампочки, свисавшие гирляндами над столиками, превращали деревья и цветы в красивую бутафорию. Голоса, смех, пестрая одежда посетителей дополняли все это и вызывали головокружение.

Светозар сидел расслабившись на стуле, покачивая головой в такт мелодии. Его черные глаза рассеянно блуждали по лицам людей, по блестящим инструментам оркестра. Едва заметная горькая улыбка застыла на губах.

Он медленно выпил анисовку и заказал второй стаканчик. Колев уже рассказывал длинную историю из своего партизанского прошлого — он делал это почти всегда, когда выпивал. Он вертел в руке стаканчик с вином, в котором играли огоньки, и голос его звучал устало и раздумчиво:

— Какие люди были тогда, Зарко… А-а! Какие души! Чистые, как снежинки. Смелые, с полетом… А теперь? Что нас тревожит, скажи, чем мы горим? Желанием продвинуться по службе, понравиться начальству. Мечты, энтузиазм!.. Вздор! Угнездились в тепле, утоляем духовную жажду белым мускатом, а умственный голод — котлетками с жаровни. Словно все у нас идет, как по маслу. Словно коммунизм у нас в кармане: храпи себе спокойно, а когда проснешься — требуй у истории славы и почестей. Так ведь, а? Скажи? Мещанство нас одолело, братишка. Я сам отъявленный мещанин…

Светозар ушел в свои мысли и слушал его вполуха. Он видел, что Колев уже под парами и колебался — заговорить ли с ним про свою боль. Он допивал второй стаканчик. Хотел подготовить свою исповедь, но почувствовал, что любое предисловие будет лишним. И сказал просто:

— Асен, со мной случилось несчастье.

— Что ты сказал?

— Я люблю одну женщину.

Колев медленно опустил стаканчик, не успев поднести его ко рту. И, словно разом протрезвев, посмотрел на своего друга ясными глазами, улыбнулся:

— Гм, знаю.

Светозар мог только удивленно вскинуть брови.

— Видел тебя как-то с ней, — объяснил Колев весело. — Вы держались за руки, как детишки, которые боятся потеряться. Красивая женщина. Я всегда говорил, что в тихом омуте черти водятся…

— Не шути. Раз знаешь, тем лучше… Скажи, что мне делать?

— Что тебе делать? Люби ее.

— Если ты не хочешь говорить по-человечески…

— До этого дошло?

— До этого.

— Когда это началось?

— Очень давно. Но в прошлом году я встретил ее снова.

Светозар рассказал ему повесть своей любви к Евгении с каким-то странным спокойствием, как будто говорил о другом.

Колев перестал улыбаться.

— Тяжелый случай, дорогой.

Он хмурил свои густые рыжеватые брови и задумчиво вертел в руке вилку.

— Тяжелый. Я знаю, какой ты чистюля в этих делах. Знаю и Милену…

— И что ты мне посоветуешь?

Светозар впился глазами в лицо своего друга, словно действительно от его приговора зависело все.

— Откуда мне знать, — ответил сердито Колев и стукнул пальцами по столу. — Был бы кто другой, я посоветовал бы делать так, как наш доктор. Но ты смотришь на жизнь чересчур серьезно. И кроме того… У тебя редкая жена. А без той ты никак не можешь?

— Без нее я конченый человек.

— Сильно сказано. А дети?

Светозар вздрогнул. Его тонкий профиль, казалось, еще больше истончал.

— Другими словами, — сказал он глухо, — твой совет такой… камень на шею и в воду?

Он залпом выпил остаток анисовки. Колев смотрел на него, морщась от жалости.

— Идиот, — сказал он мягко. — Я всегда подозревал, что ты идиот. Скажи, что мне с тобой делать? Слушай, ты разумный человек, подумай немножко. Стоит ли разбивать свою жизнь и жизнь близких людей? Детишек твоих мне жалко, черт тебя подери.

Светозар посмотрел на него с ненавистью. То, что Колев хотя бы на минуту поставил себя в положение человека, которому больней за его детей, чем ему самому, оскорбило его и озлобило.

— Не смотри на меня так свирепо… Вот что. Люби пока любится, и больше ничего. В противном случае не жди снисхождения, все тебя осудят. Да и не в том дело — ты сам себя осудишь… Что еще тебе сказать? В любом случае пока ничего не говори Милене. Выжди, взвесь…

— Спасибо. Пойдем, уже поздно, — холодно прервал его Светозар.

— Ну, не сердись. — Колев вздохнул, расправил свои могучие плечи и постучал по столу, подзывая официанта. — В конце концов поступай так, как чувствуешь, — это лучше всего. В таких случаях любой советчик рискует наговорить кучу глупостей.

В тот вечер Светозар в первый раз вернулся домой пьяным. Он почувствовал маленькое облегчение оттого, что Милена и дети уже легли. Тихонько проскользнул в спальню, с досадой думая о том, что весь разговор с Колевым, в сущности, был ненужен. В самом деле, кто может ему помочь? Одно он знал твердо: жить во лжи он больше не может; первое, что он должен сделать, — это прекратить ложь…

Утром он проснулся с тяжелой головой и болью в затылке. Он обессилел от алкоголя и от волнений последних дней и потому долго оставался в постели. Первый раз в жизни не пошел на работу без серьезной причины.