— Я готов, господин инспектор!
Господин инспектор будто пробуравил Башира голубым взглядом.
— Вы будете отвечать на мои вопросы.
Он говорил заученно корректным и в то же время наглым тоном.
— Вы оставили ваш врачебный кабинет седьмого февраля. Почему?
— Я устал, — сказал Башир, — и поехал отдыхать.
— Куда?
— В Талу, это в Кабилии.
— У лейтенанта Делеклюза зарегистрировано ваше прибытие. Но там не отмечена дата вашего отбытия.
— Не знаю, почему это произошло. Покидая деревню, я прошел через контрольный пункт САС.
— Наши сотрудники сообщили нам, что вы провели там семь дней. После этого они вас не видели.
— Позволю себе заметить, что я не искал встреч с вашими сотрудниками.
— А почему, совесть у вас была неспокойна, что ли?
— Нет, но от них мне были бы одни неприятности.
— Вот как?
— Например, они могли бы потребовать, чтобы я вместе со всеми стоял по ночам в карауле.
— Для вас это было бы оскорбительно?
— Я приехал в Талу отдохнуть.
— Офицеры нашей разведывательной службы сообщают из Кабилии, что начиная с февраля, то есть примерно с того момента, как вы покинули Талу, санитарная служба у Амируша значительно улучшилась. Вы уверены, что непричастны к этому?
— Я не покидал Талу.
— Люди знали о том, что вы там находитесь. Они не обращались к вам за помощью?
— Кто «они»?
— «Они» — это мятежники.
— Нет.
Инспектор повернулся к человеку со свирепым взглядом, который, свесив язык, царапал что-то пером в огромной тетради в клеточку.
— Вы успеваете, Пабло?
— Да, да, господин инспектор, все в порядке, я все успеваю.
— Вас не просили лечить раненых?
— Нет.
— У вас не требовали лекарства?
— Нет.
— Сколько раз виделись вы с вашим братом Али с тех пор, как он ушел?
— Ни разу.
— Где он теперь?
— В горах.
— Где, простите?
— С мятежниками.
— Где именно?
— Не знаю.
— Хотите знать, кого вы изображаете?
Башир с удивлением воззрился на него.
— Дурака… а я не люблю дураков.
Он вскочил и стремительно вышел за дверь, выпятив грудь, как на параде.
Дверь в их камеру распахнулась, и вслед за открывшим ее сапогом пара вошел человек в светло-коричневом плаще. Увидев его, молчаливый парнишка, который все старался закопать свои плечи в солому, «чтобы не так мерзнуть», закрыл лицо руками. Башир видел, как он, чтобы не закричать, закусил губы, на них даже кровь выступила. Башир обнял его за плечи, как будто боялся, что тот упадет.
— Это мой отец, — сказал парнишка.
И все повторилось сначала: те же вопросы, те же советы. На новенького набросились еще у двери. Обезлюдевшая в этот момент камера показалась пустынной и стала как будто просторной. Только парнишка в углу старался заглушить рыдания, и Башир делал вид, что он их не слышит.
Из новенького быстро все «выжали». Он был не очень-то словоохотлив, и казалось, мало что знает. А между тем он пришел оттуда, из-за двери. Когда сын неловко приблизился к нему, словно стыдясь, он сказал лишь:
— Ну как ты? Дома все хорошо. Мать выздоровела. Как только отсюда выйдем, вернемся к нам, в горы.
И принялся тщательно взбивать свой клочок соломы, далеко от сына, в противоположном углу.
Башир не выдержал, пружинистым рывком вскочил со стула.
— Мне нужно в туалет.
— В туалет? — переспросил испанец. — А что это такое, туалет? Ты что, не можешь сказать «нужник», как все?.. А сестра у тебя есть? А если есть, то она случаем не ходит ли тоже в туалет?.. Давай в портки, чего там. Дуй в свои прекрасные воскресные портки.
Башир остался стоять, стоя ему было легче переносить боль в ногах.
Дверь открылась, это был опять комиссар.
— Вы поговорили с моим сотрудником?
— Поговорили.
— Он в ярости.
— А я ему ничего не сказал, — заметил Башир.
— Думаю, именно это он и ставит вам в вину.
Секретарь ожесточенно скрипел пером.
— Прекрати свою музыку, Пабло, — сказал комиссар. — Дайка мне папку и пойди погуляй.
Пабло вышел, грозно сверкнув глазами.
— Может быть, вы хотите добавить какие-нибудь подробности к тому, что сказали инспектору?
— Нет.
Комиссар небрежно перелистал бумаги в папке.
— А ваши друзья? Вы ничего не рассказали мне о ваших друзьях. А вот они вас не забывают. — При этих словах на губах комиссара мелькнула едва заметная улыбка. — Они мне много о вас говорили.
«Вот теперь настало время действовать, и действовать хладнокровно», — подумал Башир. Друзья? Он попытался угадать, кого именно тот имел в виду.
— Вы знакомы… — начал комиссар и сделал долгую паузу, не отрывая от Башира глаз, — вы знакомы с Рамданом Фараджи?
Башир ответил не сразу.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Это мой друг детства, — сказал Башир.
— Только детства?
— Я давно уже потерял его из виду. Думаю, он где-нибудь преподает.
— Этим не ограничивается его деятельность.
— Да? — сказал Башир.
— Вас это удивляет?
— Видите ли, с тех пор как мы перестали встречаться…
— А он, между прочим, не настолько вас забыл.
У Башира безумно забилось сердце. Комиссар взял пачку бумаг и быстро перелистал их.
— Здесь много такого, что связано с вами… и вещи вполне конкретные. Прочитав это, — сказал он безучастным голосом, как будто хотел всего лишь выяснить что-то неясное, — трудно поверить вашим заявлениям о том, что вы будто бы не знакомы с Амирушем, ничего не знаете о санитарной службе в горах и, что еще более странно, не имеете никакого отношения к Фронту.
