Избранное - [176]
— Послушай… ты… да, ты… Кем ты хочешь стать?
Взгляд черных глаз не дрогнул.
— Как тебя зовут?
— Ахитагель.
— У них довольно странные имена, — заметил учитель.
— Ахитагель, — продолжал Буалем, — когда ты кончишь школу, кем ты хочешь быть?
Полукружие тонких губ застыло над плотно сжатыми зубами. Ахитагель довольно долго молча смотрел на Буалема, затем взгляд его затерялся в солнечном сиянии, отражавшемся в небесном квадрате, очерченном окном. Буалем с силой тряхнул мальчика, схватив его за тонкую руку.
— Ответишь ты, наконец, или нет?
Послышался беспечный и ясный голос Ахитагеля:
— Шофером!
Буалем посмотрел на учителя, тот в свою очередь на мальчика, затем воздел руки к небу и в изнеможении уронил их. Он всеми силами старался сохранять спокойствие.
— Чтобы стать шофером, совсем не обязательно ходить в школу.
Он повернулся к другому ученику:
— А ты?
— Шофером!
На этот раз ответ последовал незамедлительно.
— Ты?
— Шофером!
— Шофером!
По мере того как палец повелительно указывал то на одну, то на другую голову, голоса, все более уверенные, повторяли одно и то же:
— Шофером!
Безудержный гнев распирал грудь Буалема, но он не мог найти подходящих слов.
— Ладно, шофером, — сказал учитель, — но объясните, почему именно шофером?
Ахитагель поднял руку.
— Хорошо, ответь ты, — сказал учитель.
— Потому что можно ехать куда хочешь.
Орлиный профиль и тонкое лезвие взгляда из-под полуприкрытых век.
— Вот вам, пожалуйста, — сказал Буалем по-французски, чтобы было понятно Амалии, — после стольких лет интернирования они так ничего и не поняли.
— Интерната, — поправила его Суад.
— Пустыня въелась в их кожу, и вылечить от этого можно, только содрав ее.
— Йа салям!
Учитель бросился к Буалему и поцеловал его в лоб.
— Вот именно, ты нашел нужное слово… въелась в кожу… Мы это поняли после недавнего случая с Элюаром.
Все взоры обратились к учителю.
— С Элюаром? — спросил Мурад.
Отвечал директор.
— Это случилось на уроке французского языка.
— А Элюар?
— Учитель давал урок грамматики. Кажется, речь шла о спряжении глагола. Для иностранца это довольно трудно. Учитель хотел привести пример. Да вот и он сам. Он сумеет лучше объяснить, чем я.
Под окном с черным тюрбаном на голове, в красных кожаных сандалетах и развевающейся гандуре проходил молодой учитель — из местных, как им показалось. Директор окликнул его. Когда сахарец вошел, все увидели, что у него голубые глаза, не прокаленное солнцем лицо, и говорил он с ярко выраженным акцентом уроженца юга Франции.
— Симоне, эти господа прибыли из Алжира. Мы как раз говорили о вашем уроке по Элюару.
— Это был не урок по Элюару, а просто урок грамматики. Я хотел привести пример.
— И что же?
— Я взял Элюара, потому что люблю его. И начал читать. В классе было шумно, как обычно. Видите ли, с ребятишками всегда так… Но скоро я почувствовал: что-то случилось. Полнейшая тишина — при нормальных обстоятельствах такого не бывает. Я поднял голову. Весь класс смотрел на меня, как будто ждал чего-то. Я не мог понять, в чем дело, и продолжал читать, немного запинаясь. До конца я так и не дошел: услышал, как кто-то всхлипнул — раз, другой. Под конец всхлипывания стали доноситься со всех сторон. Я опять поднял голову. Плакала половина класса. Я пробовал читать дальше, но не смог… В этот момент зазвенел звонок. Я очень обрадовался и сразу ушел.
— Вы не спрашивали их, почему они плачут?
— Нет… Мне было как-то стыдно.
— Стыдно? Почему?
— У меня было такое ощущение, будто я жульничаю. Конечно, я люблю элюаровскую «Свободу», прекрасная вещь, но, в конце концов, это же литература, не более того, по крайней мере для меня. А для них — так мне показалось — это не было литературой. Не знаю, понятно ли я говорю.
— Очень понятно, — сказала Амалия.
Мурад попытался коротко объяснить учителю:
— У нас с европейцами разные понятия о свободе. Наше основывается на аллахе, а у европейцев — ни на чем. Свобода — это прекрасно, но человек — существо несовершенное. И если его не поставить в определенные рамки, не заставить следовать определенным правилам, он готов поддаться пороку, насилию, всякого рода извращениям.
— Свобода на Западе, — сказал Буалем, — это анархия, это свобода шакалов в лесу.
— Или свобода шоферов на дорогах, — со смехом добавил учитель.
Буалем снова повернулся к Ахитагелю:
— А тебе не хочется стать санитаром, почтальоном, секретарем мэрии, преподавателем, как твой учитель? Жандармом быть не хочешь?
На этот раз ответ последовал незамедлительно, четкий и ясный:
— Кала!
— Что он сказал? — спросил Буалем.
— Он сказал: нет, — ответил Мурад. — На языке туарегов «кала» означает нет.
— А почему? — спросил Буалем.
Голос Ахитагеля стал хриплым, ответ прозвучал коротко:
— Кала, жандармом — нет.
— Но почему? Почему? Жандарм — это власть.
Тут вмешался подросток с лихорадочно блестевшими глазами:
— Из-за матери.
— Его мать не хочет, чтобы он стал жандармом?
— Ахитагель из племени ифорас.
— Ну и что? Разве нельзя быть жандармом, если ты ифорас?
— Нет.
— Почему же?
— Ахитагель из Мали.
— Ты что-то путаешь, — сказал Буалем. — Разве он не может быть жандармом в Мали?
— Нет.
— Тогда скажи, почему? — спросила Амалия.
Олег Кашин (1980) российский журналист и политический активист. Автор книг «Всюду жизнь», «Развал», «Власть: монополия на насилие» и «Реакция Путина», а также фантастической повести «Роисся вперде». В книге «Горби-дрим» пытается реконструировать логику действий Михаила Горбачева с самого начала политической карьеры до передачи власти Борису Ельцину.Конечно, я совершенно не настаиваю на том, что именно моя версия, которую я рассказываю в книге, правдива и достоверна. Но на чем я настаиваю всерьез: то, что мы сейчас знаем о Горбачеве – вот это в любом случае неправда.
Загадочный рассказчик, чья судьба неразрывно связана с жизнью главных героев, начинает свою страшную и одновременно трогательную историю. Историю, начало которой было положено в 1939 году. Зиглинда живет в Берлине в обычной семье. Мама — домохозяйка, а папа работает цензором: вымарывает из книг запрещенные слова. Его любимое занятие — вырезать фигурки из черной бумаги и ждать конца войны. Но война продолжается, и семья девочки гибнет, а она оказывается в опустевшем здании театра — единственном месте, где можно чувствовать себя в безопасности.
Случайная встреча семилетнего Адама и Барона – пожилого одинокого физика с оригинальными взглядами на бытие – круто меняет судьбу мальчика, до того обещавшую быть непримечательной. Впрочем, меняет она и жизнь мужчины, который относится к своему подопечному словно к родному сыну. Исповедуя гедонизм, Барон игнорирует течение времени и избегает привязанностей. Этому он учит и Адама. Однако теория пребывания в золотом коконе начинает трещать по швам, когда Адам познает любовь и связывает себя узами с девушкой, обреченной на скорую смерть…
Пять месяцев назад Ник, бойфренд Валери Лефтман, открыл стрельбу в школьной столовой, убив многих учеников и учителей и застрелив себя. Пытаясь его остановить, Валери получила ранение в ногу и случайно спасла жизнь своей одноклассницы. Однако ее обвинили в случившемся из-за списка, который она помогла составить, – Списка ненависти, включающего более сотни людей и явлений, которые ненавидели Валери и Ник. Все лето девушка провела в больнице, где с ней обращались как с возможной подозреваемой. Оказавшись наконец дома, Вал готовится вернуться в школу и продолжить обучение в выпускном классе.
Семья Липы — семья предпринимателей. Она, ее родители и младший брат Берти зарабатывают себе на жизнь сбором металлолома. Их бизнес труден, непостоянен, а порой и просто опасен, хотя семья живет в мире возвышенных метафор, созданных главой семьи. Их труд — благороден, платят за него — «звонкой монетой», а найденные предметы свозятся прямиком в… «Рай».В романе одного из самых ярких голосов немецкоязычной литературы соединились фантазия и суровая семейная история, гротеск и трагедия целого поколения, оторванного от корней.
Родители маленького Димы интересуются политикой и ведут интенсивную общественную жизнь. У каждого из них активная гражданская позиция. Но вот беда: мама и папа принадлежат к прямо противоположным лагерям на политическом поле. Очень скоро Дима замечает, что трагически расколота не только его семья… Книга содержит нецензурную брань.
Грозное оружие сатиры И. Эркеня обращено против социальной несправедливости, лжи и обывательского равнодушия, против моральной беспринципности. Вера в торжество гуманизма — таков общественный пафос его творчества.
Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.
Веркор (настоящее имя Жан Брюллер) — знаменитый французский писатель. Его подпольно изданная повесть «Молчание моря» (1942) стала первым словом литературы французского Сопротивления.Jean Vercors. Le silence de la mer. 1942.Перевод с французского Н. Столяровой и Н. ИпполитовойРедактор О. ТельноваВеркор. Издательство «Радуга». Москва. 1990. (Серия «Мастера современной прозы»).