Избранное - [167]

— Ты останешься там навсегда.

— Но…

— То же самое говорили оба твои брата, когда в первый раз ехали туда… Нет, я тебя больше не увижу, даже в свой смертный час. Ты приедешь слишком поздно… если вообще приедешь. Но ты должен приехать. Я не хочу, чтобы меня похоронили, как нищенку.

Мурад бросился к двери и выбежал вон. Он спустился по дороге, идущей вдоль речки, той самой, которой некогда ходила Тама, пробираясь в укрытие.

Когда он вернулся обратно, стояла глубокая ночь. На улицах не было ни души, только жались по углам две-три бездомные собаки да скользили меж домов неясные тени, отбрасываемые лунным светом. Пустынная в этот час площадь казалась еще просторней. Мурад остановился. Легкий шум реки и раздававшееся время от времени сонное мычание делали тишину еще более непроницаемой.

Прежде в такие ночи устраивались сехджи; постепенно ночную тьму стали населять образы прошлого: перед зачарованным взором Мурада вставала Тазга, настоящая Тазга, где жили Мокран, Менаш, Мух и Аази.

Ибо актеры, которых он лицезрел в течение двух последних дней, играли чужую пьесу. То были дублеры, занявшие на какое-то время места настоящих актеров, покинувших эти площади, узкие улички, поля. Французская армия уничтожила всего шесть домов, стоявших на окраинах, где в свое время были обнаружены тайники. Остальные, правда, приходили в упадок или были перестроены. Появилась новая мечеть с громкоговорителем, установленным на минарете. Дороги заросли колючим кустарником, даже та, что вела к роднику, куда уже давно никто не ходил за водой — с тех самых пор, как армия поставила на площадях водоразборные колонки. Но разве в этом дело? Ведь на каждом углу, на каждой улице и в окрестных полях все так же плакала свирель Муха, воспевая «свой базилик», а на окаймленной вязами пустынной дороге, ведущей к роднику, по-прежнему слышался звонкий смех и мелькали яркие платья давно исчезнувших девушек.

Рано поутру Тамазузт проводила Мурада до автобусной остановки в нижней части Тазги. Вервер был уже там.

— Ты уезжаешь, сын Ифтена, опять покидаешь нас? Правильно делаешь, что убегаешь в такую рань, точно воришка. Только мы с Тамазузт видели тебя, но будь спокоен, мы никому ничего не расскажем, правда ведь, Тамазузт?

Он взял Мурада за руку:

— Ступай, садись в автобус, вон там, рядом со мной.

— У нас еще есть время. Мы с тобой немного поторопились.

— Я-то потому что не сплю, ну а ты…

Вервер взглянул на Тамазузт.

— Тебе, Тама, пора уходить, скоро подоспеют остальные, не надо, чтобы тебя здесь видели.

— За мать не беспокойся, — сказала Тама Мураду, — я за ней присмотрю.

— Денег я вам пришлю, — сказал Мурад.

— Все вы твердите одно и то же, — заметил Вервер.

Он подтолкнул Мурада к двери автобуса и махнул своей палкой в сторону Тама:

— Да уйдешь ли ты, наконец?

Тама смотрела на него, не мигая.

— У тебя жар, — сказал Вервер.

Они видели, как она поднималась вверх по дороге, идущей вдоль речки, держась неестественно прямо и ни разу не оглянувшись назад.

Смех Вервера заставил Мурада очнуться:

— Она тоже горит в огне… Ха-ха!

Амалия знала, что самое трудное будет прожить вместе целый месяц без драм, во всяком случае, без крупных. Разного рода ухищрения могут позволить обойти острые углы, да и то как сказать. Ну что, например, может быть общего между Буалемом, преданным рыцарем аллаха, мирским монахом, воскрешающим в наши дни средневековье, и Сержем, прирожденным агитатором? Взгляды у них на все, конечно, разные. Если партнеры по предстоящему путешествию не согласятся заранее по доброй воле на какие-то уступки (а судя по всему, такое оптимистическое пожелание имеет мало шансов на успех), надо, чтобы кто-то взял на себя инициативу склонить их к этому. Но кто? На Мурада нечего рассчитывать («Участковый старшина? Это не для меня», — скажет он). Ясно, что двое других мужчин сгорают от желания навязать свои собственные правила игры, как ясно и то, что с первого же дня будет зреть мятеж. Никто, разумеется, не захочет принять Суад в общество machos[102], цепляющихся за свою мужественность, как за якорь спасения. Поэтому, очевидно, самую неблагодарную роль придется взять на себя, хочет она того или нет, Амалии и — хорошо ли, плохо ли — попытаться что-то сделать, скорее, конечно, плохо, чем хорошо.

Самое главное — успешное начало. А потому она предложила Сержу собрать всех накануне отъезда, чтобы наметить программу и разделить обязанности. Серж был доволен порученной ему работой и, чувствуя себя как рыба в воде, трепетал от восторга.

Они договорились, что каждый вечер будут проводить брифинг, во всяком случае, если такая возможность представится. Сбор документации входил в обязанности Сержа и Амалии, которая, кроме всего прочего, должна была сделать репортаж для журнала «Плезир де Франс» в жанре «экспедиция в экзотическую страну», репортаж достаточно экзотичный, чтобы доставить щекочущее нервы удовольствие домоседам, но в то же время без излишеств, дабы не нарушить, чего доброго, их сытый вечерний покой. Буалему предоставлялась полная свобода в выборе формы статьи, в которой он собирался рассказать о «пустыне пророков». Наконец, Суад было поручено вести дневник экспедиции.