Избранное - [145]

Гамлет направился к джипу, стоявшему на тропинке, ниже Ду-Целнин.

Вернулся он с двумя имжухэдами. Впереди устало брел высокий сутулый человек с седыми висками. У него была только одна рука. За ним, держась прямо, шел другой, поменьше ростом. Он смотрел по сторонам и улыбался. Площадь вздрогнула. Они подняли головы все разом, как по команде. Тасадит перестала раскачиваться. Капитан тоже заулыбался.

— Это… это Акли. Некоторые из вас должны знать его… те, у кого он скрывался.

Акли тряхнул головой, вскинул ее. Вид у него был скучающий.

Капитан повернулся к другому:

— А это…

Он молча смотрел на них. Им показалось, что прошла вечность.

— …У меня нет нужды знакомить вас с ним.

И вдруг завопил:

— Это ваш герой!

Глаза его зашарили по толпе.

— Ну так как, Фарруджа? — сказал он, отыскав ее. — Ты-то его знаешь?

Фарруджа смотрела широко открытыми глазами.

— Тебя спрашивают! — рявкнул Тайеб.

Чуть слышно Фарруджа откликнулась:

— Это мой брат Али.

Али вглядывался в лица крестьян, словно заново их узнавая.

— Твой брат Али — командир отряда, который вчера совершил на нас нападение, — сказал капитан и сделал паузу. И тут все услышали одинокий, растерянный крик последнего петуха, донесшийся с другого конца деревни.

— Рота солдат, открыто ехавших в Талу… Переведи, — сказал он Тайебу, — открыто, была подло атакована из-за угла… Переведи: подло, из-за угла, людьми Али, которым это кажется геройством. Это называется не войной, а бандитизмом… Переведи точно: это бандитизм.

Акли сделал нетерпеливое движение, словно хотел что-то сказать, и все, кто заметил это, испугались. Испугались за него и за себя. Сказать ему, чтобы он молчал (ради всего святого!), не было никакой возможности, и потому все пристально смотрели на него. Али повернулся к нему.

— Сусем[85], — сказал Али.

Только после этого Акли снова принял скучающий вид.

— От руки вашего героя погиб семьдесят один солдат. Мне нет нужды скрывать это от вас.

Акли смущенно заулыбался. Крестьяне подумали: «Этот длинный не знает, что его ждет». Гамлет стоял, упрямо опустив голову, скрестив руки.

Капитан продолжал:

— Когда человек ставит себя вне общества, у нас…

Тайеб пытался подыскать слова, несколько раз начинал, но никак не мог перевести.

Капитан Марсийак заметил это.

— Ну, что еще? Тебе нужно всего-навсего перевести: «Когда бандит должен умереть…»

— Сынок мой, любимый! — едва слышно прозвучал надтреснутый голос Смины.

Капитан взглянул на нее и продолжал:

— Когда человек ставит себя вне общества… общество прибегает к самозащите. Но мы люди цивилизованные. Переведи, — сказал он Тайебу, — цивилизованные, а не дикари… Поэтому, когда кто-нибудь обречен на смерть, мы спрашиваем у него, каково его последнее желание…

Он достал из кармана голубую пачку сигарет и швырнул ее к основанию флагштока.

— А ну, — сказал он, повернувшись к Али, — подбери!

Словно по мановению невидимой волшебной палочки, фигурки людей, расставленные полукругом на площади, застыли в напряженном ожидании. Натянутая до предела пружина механизма, вызвавшего их оцепенение, ждала освободительного щелчка. Казалось, они даже дышать перестали.

И все поглотило небытие. Марсийак не видел ничего, ничего, кроме этой едва уловимой и все-таки невыносимой иронической улыбки, которую он мог уничтожить, произнеся одно лишь слово.

— Ты слышал мой приказ?

Улыбка сияла по-прежнему.

— Я некурящий.

— Как знаешь. Только, если ты не поднимешь пачку, прежде чем расстрелять тебя, я прикажу открыть огонь по толпе.

Али повернулся к толпе крестьян, замерших плечо к плечу, дыхание к дыханию. Стальными копьями сошлись на нем их взгляды, в них была безумная мольба, и страх заставлял дрожать их губы. Глыба ужаса без единой трещины!

Он перестал улыбаться, посмотрел капитану в глаза, сделал четверть оборота по направлению к флагштоку. Акли усмехнулся:

— Если ты нагнешься, чтобы подобрать пачку, ты уже не сможешь умереть стоя.

Марсийак повернулся к солдату:

— Готов?

Он поднял руку — указательным пальцем вверх. Али не знал, будет ли капитан считать до трех… до десяти… до… или просто резко махнет рукой.

Солдат щелкнул каблуками, опустил ствол своего автомата и, держа палец на спусковом крючке, воззрился на капитана, ожидая команды.

Али сделал первый шаг к флагштоку. Он обвел взглядом ряды бессильно опущенных плеч, улыбнулся капитану, Гамлету, солдату с автоматом и медленно направился к выходу с площади, туда, где голубым пятном маячила пачка, у самого подножия шеста, на верхушке которого вяло колыхался флаг.

Капитан резко опустил руку… подождал… взглянул на солдата, неподвижно стоявшего рядом с ним.

— В чем дело, Бутен, ты разве не видишь, ведь пленный собирается бежать!..

Али рухнул на дорогу лицом вперед, широко раскинув руки. Голова его склонилась набок, будто во сне, полуоткрытые губы запечатлели на земле последний поцелуй. Автоматная очередь была очень короткой.

Акли, разом утративший свой скучающий вид, повернулся сначала к Марсийаку, потом к солдату, словно готовился получить такую же короткую очередь. Но никто не обращал на него внимания: все взоры, опустошенные, пораженные, были обращены к телу Али.